Купить книги   Написать автору

История опасных приключении весёлых аферистов. Главные герои: задумчивый студент Лёша, неунывающий Григорий и его друг бульдог Персик, очаровательная Виолетта и её кошка Глаша, изобретательный Мотя. Задумав крупную аферу, друзья оказались в сложной ситуации.

А начиналось всё много-много лет назад...

Книга будет интересна всем, кто не забыл свою студенческую юность.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Много-много лет назад...

Часть 1

Глава 1	Глава 7
Глава 2	Глава 8
Глава 3	Глава 9
Глава 4	Глава 10
Глава 5	Глава 11
Глава 6

Скачать на телефон    Купить электронную книгу     Купить печатную книгу

Много-много лет назад...

События и персонажи этой истории
вымышлены, совпадения случайны.

Холодным петербургским вечером некий коллежский асессор, находясь в тёплой компании и получая удовольствие от карточной игры, вошёл в раж и положил в банк вместо наличных ассигнаций, коих у него к тому времени не осталось, долговую расписку на крупную сумму. Фортуна не была к нему благосклонна, и те деньги он проиграл.

На следующий день кредитор – гвардейский офицер, славившийся отменно крутым нравом – явился в контору, где служил проигравший, и, звеня шпорами и бряцая саблей, громогласно потребовал уплаты долга. Бедный должник, дабы побыстрее выпроводить изрыгающее проклятия чудовище, не нашёл ничего лучшего, чем открыть казённый сейф и вернуть долг бывшими там деньгами.

Когда звон металла и громкая брань стихли вдали, коллежский асессор осознал последствия содеянного. После обеда в контору должен был вернуться начальник, который застав сейф пустым, немедля устроил бы грозное разбирательство.

Недолго думая, наш герой, накинув шинель, бросился за помощью к единственному своему столичному родственнику – состоятельному дядюшке, к тому же, служившему при дворе. Застав дядюшку в его доме трапезничающим, бедняга упал к нему в ноги и, обливаясь слезами, рассказал о своей беде, моля о помощи. Дядюшка, чьи планы не спеша отобедать, а после соснуть, были нарушены, с тоской глянув на лежащего на блюде жирного осётра, велел подать вицмундир и заложить экипаж. Племяннику же строго наказал явиться к нему на аудиенцию через три часа.

Боясь вернуться в свою контору, коллежский асессор три часа, не чуя под собой ног, носился по улицам. В указанное время он прибыл в принадлежащий дядюшке высокий кабинет.

Когда он вошёл, дядюшка, молча, протянул ему толстый бумажный пакет. Взяв в руку и почувствовав внутри стопку листов, наш герой возликовал. Он решил, что пакет содержит ассигнации, коими можно будет покрыть растрату. Отнюдь! Раскрытие пакета показало, что денег в нём нет, а есть множество исписанных листов с печатями.

Дождавшись, когда к племяннику вернётся способность мыслить, дядюшка заявил, что покрывать его беспутства он более не расположен. Тем паче, что в этот раз всё зашло слишком далеко. Начальник растратчика, обнаружив случившееся, пришёл в ярость и задумал сообщить обо всём в Розыскную экспедицию. А ничто у нас не делается так быстро, как надевание кандалов. Посему только поспешное бегство спасёт виновного от каторги.

Дядюшка также сказал, что замять это дело будет трудно, однако безупречная служба Отечеству позволит племяннику очистить своё имя. Он должен, не медля, отбыть в некое место в Малороссии и выстроить там казённое поселение, необходимое для утверждения имперского присутствия в тех краях, предписание о чём находится во вручённом ему пакете.

Дабы не оставить племянника без крова, дядюшка переписал на него одно из дарованных ему Высочайшей милостью имений, которое по стечению обстоятельств находилось в месте назначения, и разрешил обустроить его на свой вкус. В довершение прибавил, что ежели племянник с порученным ему не справится, он самолично удалит сей гнилой сучок с их фамильного древа, не уточнив, впрочем, какой изберёт для этого способ.

Наспех собрав вещи, наш герой, ни с кем не простившись, на ночь глядя, отправился в дальнюю дорогу.

Путь был неблизкий. Сменяя почтовые экипажи, страдалец неделями добирался до места. Он проклинал всё на свете: и скаредного дядюшку, и злобную девку Фортуну, и семёрку пик, что так некстати подвернулась ему под руку в тот роковой вечер.

Прибыв, наконец, на место спасительной ссылки, изгнанник обнаружил то, что из далёкой столицы выглядело, как дворянское поместье. В действительности это был большой крестьянский дом с хозяйственными постройками.

Привыкший к столичному удобству, наш герой не мог смириться с убогим жилищем. Следующим же утром он отправился в столицу губернии с дядюшкиными бумагами в руках. Там он выхлопотал всё необходимое для строительства порученного ему поселения. Однако, когда архитектор и строители прибыли на место, он, посулив им денег, потребовал сперва заняться его жильём.

Будучи жизнелюбом, строился он с размахом. Дом его получился хоть и небольшим по столичным меркам, но зато с греческим портиком о восьми колоннах, и вокруг был разбит английский парк.

Когда работы были закончены, оказалось, что на них ушли как скудные остатки его личного состояния, так и средства, выданные на казённые нужды.

Бывалые люди говорят: «Сделал, но не доложил – не сделал. Не сделал, но доложил – сделал». Коллежский асессор принялся отсылать в столицу отчёты о строительстве и, в конце концов, о том, что постройка благополучно завершена. После чего стал он жить припеваючи, чувствуя себя эдаким царьком за тысячи вёрст от столичных властей, бывшего начальника, дядюшки и, разумеется, Розыскной экспедиции.

Но счастье шатко. Однажды к нашему герою прибыл нарочный с пакетом, запечатанным грозной печатью. По прочтении содержимого, коллежскому асессору показалось, что земля под ногами закачалась, а его греческий портик вот-вот рухнет вместе с поддерживающими его колоннами. В бумаге, извлечённой из пакета, говорилось, что Её Величество Екатерина Вторая в сопровождении Светлейшего князя Григория Потёмкина и других высокопоставленных особ изволят совершить инспекционную поездку в Крым, и аккурат после Пасхи проследуют через ту местность. И что приказано подготовить возведённое им поселение для показа Высочайшим особам, и чтоб всё там было в самом лучшем виде.

Понятно, что поселение не могло быть показано ни в лучшем, ни в каком другом виде, ибо не существовало. Другой на месте нашего героя продал бы своё имение и на вырученные деньги выстроил бы что-нибудь эдакое, что можно было бы предъявить Высочайшей инспекции. Впрочем, сроку до приезда Высочайших особ оставалось мало, и, даже если бы сей план удался, то новостройка вряд ли была бы заселена. Широкие степи, где происходило дело, были безлюдны, а обитатели разбросанных по ним хуторов, услышав предположение о переселении, хватались за вилы. Пёстрый же народ, двигавшийся через ту местность в сторону Крыма и Дона, не видел выгоды в том, чтобы осесть среди голой степи на семи ветрах.

Способность красть живёт в человеке за счёт других его качеств, не сулящих материальной выгоды. Сама идея вернуть хотя бы малую толику казённых средств была чужда образу мыслей коллежского асессора. Первое, что пришло ему в голову, было бегство. Будучи человеком деятельным, он незамедлительно приказал заложить бричку. Но, уже садясь в неё, он почувствовал, что в нём проснулся игрок. Ему захотелось сыграть с судьбой ещё одну партию.

В надежде на то, что инспекция, как это часто у нас бывает, будет проведена поверхностно, он распорядился выстроить вдоль тракта, по которому должны были проследовать Высочайшие особы не дома, а только фасады домов, и заслонить вид на непаханые поля разодетыми в театральные костюмы крестьянами.

Мир не без добрых людей. Слух о той задумке дошёл до самого князя Потёмкина. Тот прогневался не на шутку. Потрясая кулаками, он поклялся, что в случае, ежели таковая бутафория будет им замечена, автора её закуют в кандалы и сошлют на каторгу до скончания его дней.

Когда наш герой узнал про гнев Светлейшего – опять же, мир не без добрых людей, – то, немедля, сел в бричку и, забыв проститься с челядью, спешно оставил своё имение, бросив его на произвол судьбы.

Не проехав и десяти вёрст, он сделал остановку и зашёл в придорожный шинок, дабы употребить испытанное народное средство от хворей телесных и напастей душевных – горькую.

После третьего или четвёртого стакана, когда под действием оковитой он явственно увидел на своих запястьях ржавые браслеты кандалов, рядом прозвучал голос:

– О чём печалится ясновельможный пан?

То был шинкарь, хозяин этого заведения. Рядом стоял другой, похожий на него, такой же волосатый в чёрной одежде, по всей видимости, родич.

Находясь в философическом состоянии духа, и увидев в незнакомцах тех, с кем можно поговорить о несправедливости бытия, коллежский асессор пригласил их за свой стол и, как на духу, не таясь, изложили им свои обстоятельства.

Услышав печальную повесть, шинкарь и его родич переглянулись, хитровато улыбнувшись. Затем шинкарь сказал:

– Ясновельможный пан зря печалится. Горе его небольшое и помочь ему нетрудно.

Призрак кандалов вмиг исчез с запястий коллежского асессора. Он весь обратился в слух.

– Поселение выстроить можно, – продолжал шинкарь. – Только не там, где имение ясновельможного пана, а здесь, на этом самом месте.

– Сколько это будет стоить? – хриплым от волнения голосом спросил страдалец.

– Ничего не будет стоить, – ответил шинкарь. – Оно построится само собой.

– Но как такое возможно? – воскликнул коллежский асессор, придя в великую ажитацию.

– Пусть ясновельможный пан доверится нам, и сам это увидит, – сказал родич шинкаря.

– Да что-то же для этого нужно? – не сдавался коллежский асессор.

Его новые знакомцы вновь переглянулись, и шинкарь спросил:

– Сможет ли ясновельможный пан сделать так, чтобы в случае, если Её Величество будет осматривать это поселение, мы удостоились бы Высочайшей аудиенции?

– Сделаю всё, что от меня зависит, – пообещал коллежский асессор.

– Я имею немного земли в этом месте. Сможет ли ясновельможный пан выхлопотать мне разрешение выстроить на ней заезжий двор и ещё пару-тройку построек?

Коллежский асессор вспомнил про секретаря губернской управы, к которому по воскресеньям ездил за много вёрст играть в вист, и снова пообещал, что сможет.

Шинкарь сказал своей жене добавить на стол закусок, и они втроём с родичем и нашим героем сели обсуждать свои дальнейшие действия.

Через короткое время шинкарь получил разрешение на строительство, которое тут же началось. Коллежский асессор, сидя в тени и попивая прохладительное, только дивился с каким рвением и с какой сноровкой, не покладая рук и днём, и ночью, работали родичи шинкаря и нанятые им люди.

Вскоре заезжий двор принял постояльцев из числа тех, кто верхом или на своих двоих, в карете или в простой телеге совершал свой путь, дабы в конце его поселиться где-то в новых имперских землях. Плата за постой была малой, потому приют сей заполнился быстро и с тех пор более не пустовал.

В скором времени неподалёку был выстроен ещё один дом. То была кузня, ибо лошади, бывшие на постое в конюшне заезжего двора, как и влекомые ими экипажи, нуждались в кузнеце. За кузнецом в том месте поселился пекарь – постояльцы желали сладких калачей. А потом и сапожник с портным, ибо в дороге обувь стаптывается, одежда изнашивается, и то, и другое нуждается в починке.

Прибывали в то место и другие люди – с руками, не знавшими, что такое трудовые мозоли. Они шли сразу к шинкарю, о чём-то с ним шептались, и тот их селил по дальним углам. Коллежскому асессору он говорил: то его дальняя родня.

Ко времени прибытия Высочайшей инспекции вокруг придорожного шинка выросло небольшое поселение. И когда Её Величество, сойдя с подножки кареты, ступила на устланную ковром площадь перед заезжим двором, взору её открылся вид на чистые ухоженные домики, сверкающе побелкой, на согнутых в почтительном поклоне верноподданных в парадных одеждах, среди которых первым стоял коллежский асессор с хлебом-солью в руках.

Окинув сию приятную картину мудрым взором, Её Величество спросила сурово:

– Почему ты, коллежский асессор, выстроил поселение не там, где тебе было указано, а в десяти верстах?

У бедняги сердце упало в пятки, и на руках своих, держащих каравай, ему вновь стали мерещиться кандалы. Но тут, бросив робкий взгляд на Её Величество, он заметил на монаршей шейке небольшое красное пятнышко.

– Комары! – чуть не вскричал он, но совладав с собой, пояснил: – Там, Ваше Величество, комаров много – болота вокруг. Где комары, там и болезни. Если там поселение строить, люди будут болеть и умирать.

– Ну что ж, мудро, мудро, – сказала Императрица, невольно подняв руку к укушенному месту. – Муж сей похвалы достоин, ибо государственно мыслит. Нам нужны такие люди в новых землях, – и обратившись к стоящему рядом Светлейшему, строго сказала. – Кто рекогносцировку проводил? Взыскать!

Тут же, не сходя с места, Её Величество всемилостивейше наградила коллежского асессора золотою медалью с надписью «За усердие» для ношения на шее на Станиславской ленте.

– Чего тебе ещё надобно? – спросила Её Величество, видя некоторое замешательство награждённого.

– Не извольте гневаться, Ваше Величество, – пролепетал тот. – Только вон те, – он несмело указал на стоящего поодаль шинкаря. – Те помогали строить… многое тут построили сами… они всеподданнейше просили проявить милость и удостоить их краткой аудиенции.

Сказав так, он склонился в три погибели и, пятясь, отступил бледный, как полотно.

– А-а-а! Наши новые подданные… Ну-ка, подойди! – сказала Её Величество.

Шинкарь, заискивающе улыбаясь, приблизился мелкими шажками и упал в ноги монаршей особе.

– Чего хочешь? Говори! – велела она.

– Не извольте гневаться, Ваше Величество, за мою дерзость, – пролепетал тот, не подымая головы. – Только прошу я разрешить мне и родне моей торговать на этом месте до скончания наших дней. А после нашей кончины, чтоб право это осталось за нашими детьми и детьми наших детей.

– Ну что ж… – начала было говорить Её Величество, находясь в добром расположении духа.

– Да стоит ли, Ваше Величество? – вдруг вступил в разговор князь Потёмкин, доселе молчавший. – Нехристи они…

– Стоит, Светлейший, стоит, – молвила Её Величество. – Нам в этой пустыне любая разумная голова полезна будет. Крещёная или нет – сегодня это без разницы, – и повернувшись к ожидающему шинкарю сказала: – Будь по-твоему – торгуй, – и, глянув на Потёмкина, добавила: – Но только ты, твои родичи и ваши потомки. И никто более.

Сказав это, она сделала жест рукой, означавший конец аудиенции, и направилась в специально выстроенный для неё павильон, дабы отдохнуть с дороги.

Светлейший князь, глянув на жителей инспектируемого поселения, среди которых шинкарь и его родня были как бы отдельно, подозвал к себе коллежского асессора:

– Давай-ка прогуляемся, любезный. Покажешь, что ты тут понастроил.

Они стали прогуливаться вглубь поселения в сопровождении свиты князя. Шинкарь шёл за ними в отдалении. Светлейший задавал разные вопросы по устройству поселения, выказывая немалую осведомлённость в градостроительных делах. Наш герой как мог на них отвечал. Князь, между тем, подходил к разным домам и трогал рукой стены, проверяя их на крепость. В одном месте он остановился.

– Что ты строишь вон там, на холме? – спросил он, указывая на какое-то строительство в отдалении.

– Да это не я, – робко ответил коллежский асессор, и указал на шинкаря. – Это вот они, там их земля. Дом себе строят, чтобы молиться.

Князь нахмурил чело. Затем подозвал шинкаря.

– Продай мне ту землю, что на холме, – сказал он.

– Не прогневайтесь, ваша светлость, ясновельможный князь – не могу я, – ответил ему шинкарь, сверкнув глазом.

– Нет, ты продай! – настаивал князь. – Я хорошо заплачу. Дам тебе такое, что и дети твои, и дети их детей помнить будут.

Он подозвал лакея и что-то сказал ему тихо. Лакей удалился, но в скором времени вернулся, неся в руках нечто завёрнутое в парчу.

Князь развернул ткань, открыл бывшую там коробочку и показал её содержимое шинкарю. Там на чёрном бархате лежали дивной красоты ожерелье, серьги и перстень с бриллиантами желтовато-розового цвета.

– Нравится? – спросил князь, закрыв коробочку и завернув её в парчу.

Шинкарь ничего не ответил, но во взгляде его вспыхнуло пламя.

– Это безделицы тонкой персидской работы. Её Величеству хотел на Троицу подарить, – сказал князь. – Отдаю тебе за клочок земли, что на холме.

Шинкарь, молча, склонил голову, взял у князя свёрток, спрятал его за пазуху и, низко поклонившись, удалился.

Князь обернулся к своей свите и строго-настрого приказал за казённый счёт возвести на том холме православный собор, да не какой-нибудь, а чтоб его золотые купола были видны на много вёрст вокруг, и размерами своими превосходил он все известные христианские соборы. А дабы замысел сей не пропал втуне, приказал тут же снести наполовину возведённое шинкарём зданьице, расчистить место и уговорил Её Величество перед тем, как продолжить путешествие, заложить там первый камень нового собора.

Впоследствии собор таки был возведён. Вот только у чиновников, коим было поручено сие строительство, тоже были имения. Поэтому постройка получилась в шесть раз меньше первоначального замысла.

А наш коллежский асессор, ободрённый монаршей милостью, впрыгнул в свою бричку, пристроился к Высочайшему кортежу и, скрывшись в клубах дорожной пыли, пропал. Говорили, что сопровождал он Высочайших особ аж до Крыма, да там и остался. Говорили и другое, что в царствование императора Павла видели его в кандалах на каторге, куда он попал за большую растрату казённых денег. Впрочем, судьба его теперь мало кому интересна. Имение его пришло в упадок, и было разворовано. Да и само имя его забылось. Из памяти о нём осталась только легенда о потёмкинских деревнях, с лёгкой руки одного немца начавшая гулять по Европе.

Поселение то со временем разрослось. Теперь это большой город. Населяют его люди разные, но чем-то похожие на тех, кто его основал – такие же жизнелюбы, сметливые, предприимчивые, готовые ради своего блага на всякие хитроумные каверзы.

 

Глава 1

в которой Лёша знакомится с Григорием и Персиком

Героя этой истории папа сначала хотел назвать Фемистоклом, но, подумав, сказал, что больше подойдёт имя Дормидонт. Мама, как всегда, с ним не согласилась – ей нравились имена Жан-Мишель и Максимилиан. Но бабушка сказала, что он будет Лёшей в честь дедушки.

Лёша вырос и поступил в университет. Не в Сорбонну, как хотела мама, и не в МГУ, о чём мечтал папа, а в тот, на который хватило бабушкиной пенсии.

Учился Лёша легко. Памятью он был в маму – того, что говорилось на лекциях, ему было достаточно, чтобы сдавать экзамены. Пока однокурсники проводили ночи над конспектами, он на зависть им, лёжа в кровати, читал что-нибудь интересное. А потом спокойно получал очередную пятёрку.

До середины второго курса Лёша имел репутацию ботаника-заучки. Но после того, как однажды он уложил на асфальт двух футбольных фанатов, почему-то решивших, что именно он должен ответить за поражение их команды, никому и в голову не приходило отзываться о нём пренебрежительно.

Как-то раз после телефонного разговора с бабушкой на тему «Уже четвёртый курс! Что ты себе думаешь?» Лёша всерьёз задумался о своём будущем. Нет, он не закрыл «Краткую историю времени» Стивена Хокинга, не встал с кровати и не бросился обивать пороги учреждений, куда через год мог принести свой диплом. Лёша не любил неопределённости – возьмут на работу или не возьмут, а если возьмут, как там всё сложится... Знать бы наверняка, заглянуть бы в будущее!

Лёша пролистал книгу до конца. Много рассуждений о времени и пространстве. Всё очень занимательно, но вот о способе своими глазами увидеть будущее ничего не говорится. Придётся додумывать за классика.

Лёша отложил книгу, натянул до подбородка одеяло и попытался сосредоточиться. Минут десять он разглядывал трещины на потолке. Потом закрыл глаза. Перед его внутренним взором сразу возникла одногруппница Настя Плясунова. Сказав наваждению: «Топай отсюда, не мешай!», Лёша повернулся на бок и открыл глаза. Тут он увидел Маклауда, мирно дрыхнущего на своей кровати. Носатая физиономия соседа по комнате никак не гармонировала ни с Настиными прелестями, ни с проблемами темпоральности.

Лёша встал с кровати, оделся и вышел на свежий воздух.

Он не стал вливаться в пёстрый поток коллег-студентов, бредущих на занятия. Вместо этого направился в университетский парк. Там он сел на землю, прислонившись спиной к поросшему мхом стволу векового ясеня, с твёрдым намерением продолжить осмысление ставшей актуальной проблемы.

Только Лёша закрыл глаза, как перед ним опять-таки возникла Настя. Сперва он хотел отогнать наваждение, но потом рассудил, что пространственно-временной континуум никуда не денется – где стоял, там и стоять будет, – а что сейчас показывать будут, посмотреть интересно. Настя, подбодрённая неожиданной благосклонностью, поднеся к самому его лицу свои выдающиеся достоинства и соблазнительно улыбаясь, принялась, медленно, расстёгивать пуговицы прозрачной блузки. Расстегнув третью, она, хрипло дыша не иначе как от страсти, наклонилась к Лёше, вывалила огромный язык и, смачно чавкнув, лизнула его губы. После чего сказала мужским голосом: «Проснись, пацан, замёрзнешь!».

Лёша открыл глаза и прямо перед своим носом увидел приветливый оскал бульдожьей морды. По свисающим складкам её щёк текли густые слюни. Увидев, что объект реагирует, пёс фыркнул.

Похоже, в этот раз поза для размышлений была удачной, ибо Лёша сразу сообразил, что услышанный им голос вряд ли принадлежал слюнявой псине, и возвёл очи горе?. Проследив взглядом за отходящим от собаки поводком, на другом его конце он обнаружил человека.

– Могу сказать, что тебя ждёт в будущем, пацан, – сообщил тот.

Лёшино сердце ёкнуло.

– И что же? – с надеждой в голосе пролепетал он, вытерев рукавом рот.

– Геморрой тебя ждёт! Кто ж сидит на сырой земле? И прямо задницей! Холодно ещё для единения с природой – начало апреля.

В подтверждение сказанного пёс, мотнув головой, громко чихнул, обдав Лёшу фонтаном брызг.

Лёша вскочил на ноги.

– Смотри, Персик, соображает! – предсказатель аж подпрыгнул на месте. – Правильно, пацан! Знаешь, как говорят: береги задницу смолоду.

Эта парочка напоминала воздушный шарик, привязанный к булыжнику. В роли булыжника был белый с рыжими пятнами английский бульдог. Он стоял, основательно упёршись в землю своими четырьмя кривыми лапами. Привязанный к нему человек был похож на шарик – был низеньким и кругленьким. Его диаметр в талии ненамного уступал его росту. Человек был одет в длинный до полу расстёгнутый бежевый плащ. Под плащом был светло-синий тренировочный костюм с надписью «Динамо» на груди. Обут он был в серые пластиковые сандалии на босу ногу. Голову венчала чёрная бейсболка с эмблемой команды «Нью-Йорк Янкиз».

– Гляжу – что это Персик нашёл? Может, выкинули чего? Таки да! Целого студента выкинули! – радостно комментировал события незнакомец. – Какая-то Настя его выкинула, а он тут мечтать о ней устроился!

Риторика никогда не входила в число Лёшиных достоинств, но тут он окончательно утратил дар речи, поражённый проницательностью незнакомца.

– Чё молчишь? Немой? – продолжал тот. – Меня Григорий зовут. Давай краба!

Не дожидаясь реакции собеседника, он схватил его правую руку и крепко сжал в своей объёмистой ладони.

– Чё хилый такой? Лапка, как у девочки. Спортом не занимаешься? Зря! Насти, они любят, чтоб их за попу держали знаешь как? Чтоб дух захватывало. Вона как, – назидательно сказал Григорий и проиллюстрировал сию глубокую мысль действием, ухватив Лёшу за означенное место. – Тебя как звать-то, студент?

– Лё… Лёша, – вымолвил тот, вырвавшись из захвата.

Персик, между тем, обнюхал дерево, под которым только что сидела его находка, и пометил его, задрав заднюю правую. Затем, в силу основательности бульдожьей натуры, подумал и пометил ещё раз, задрав заднюю левую. Удовлетворённо обнюхав результат, Персик издал звук средний между «хрю» и «гав» – какое-то «хрюв» – и невозмутимо двинулся прочь. Как только поводок натянулся, за ним последовал и Григорий.

– Лёха, погнали с нами, – сказал он. – Похаваем чего-нибудь. Ты ж хавать хочешь? Пошли в «Вокруг Светы».

 

Глава 2

в которой Лёша ест пельмени

Пельменная называлась «Вокруг света». Григорий сразу направился к стойке, Персик уверенно шёл впереди. Зал был полупустой, на раздаче не было никого.

– Светик! А Светик! – зычно воззвал Григорий.

– О! Гришка объявился. Сколько зим, – констатировала крашеная блондинка средних лет, поднявшись из-за низенького столика, спрятанного за стойкой. Она что-то жевала, в уголках её губ застряли крошки.

– Ну-у-у Све-е-ета! Ты ваще-е-е! – изобразил восхищение Григорий. – Такая женщина и в общепите!

– Да какая? – Света, не сдержавшись, кокетливо улыбнулась, сверкнув золотыми резцами.

– Эфффе-е-ектная-а-а! – рокочуще пропел Григорий и протянул руки с растопыренными пальцами к Светиной груди.

– Ну ты! Сиськонавт! Руки по швам держи! – беззлобно прикрикнула обладательница немалых предметов мужского вожделения и запахнула белый халат. Затем, искоса глянув на Лёшу, спросила: – Ты, вроде, опять при делах?

– А я, Светик, завсегда при делах, – ответил Григорий, разочарованно разглядывая свои ладони. – Ты бы нам с товарищем наложила бы сибирских по двойной, да по паре светлого налила.

– Наложить-то нетрудно, только потом опять будет, как всегда?

– Да не-е-е, не будет, – Григорий показал пальцем на Лёшу. – Ты ж видишь, какой у меня товарищ. Студент, отличник! Антеликтуал! Ты, того, давай… накладывай… всё нормально будет.

– Ну, смотри, Гришка… – Света опять искоса глянула на Лёшу. В её взгляде мелькнуло сочувствие.

– Хрюв! – раздалось снизу.

– Ой! – взвизгнула Света и, как могла, перегнулась через прилавок. – И Персик тут!

– Да тут он, тут, ясный вася. Куда ж он без хозяина, – отметил Григорий.

– Ха! Держите меня пятеро – Гришка хозяин! – рассмеялась Света, продемонстрировав весь свой золотой запас. – Тут собака умнее человека. Неизвестно, кто из вас кому хозяин.

– Обижаете, девушка… – протянул Григорий.

– Ага, тебя обидишь, – парировала Света. – Ладно, садитесь идите. Щас сама принесу. И тебе, Персик, тоже будет – не переживай.

Они сели за столик. Персик устроился рядом. Григорий снял бейсболку и повесил на спинку соседнего стула. Из волос на его круглой голове была только недельная щетина на щеках, да пегий пушок на макушке. Красавцем он не был – узенькие хитроватые глазки, нос картошкой, мясистые губы. Возраст – между сорока и пятьюдесятью.

– Так, мальчики! Только давайте сразу рассчитаемся, – категорически заявила Света, поставив перед ними по большой тарелке пельменей и по две кружки светлого пива.

– Слышь, Лёха, я чегой-то сегодня… ага… кошелёк дома забыл… Так ты того… А я потом… ты не думай!

– Конечно-конечно! Я заплачу, – сказал Лёша и с готовностью полез в карман за остатками стипендии.

Персику досталась одноразовая тарелочка с двумя котлетами. Он опасливо понюхал угощение, осторожно лизнул, исподлобья глянул на Свету, вздохнул и откусил кусочек.

Григорий поглощал пельмени с ураганной скоростью. Когда он закончил, у Лёши оставалось больше половины тарелки.

– Студент, ты доедать не будешь? – спросил он и, не дожидаясь ответа, уверенным движением пододвинул к себе Лёшину тарелку.

Лёша облизал вилку и взялся за пиво.

– Ты, того, рот вытри – заелся, – заметил Григорий, проглотив последний пельмень. Он взял в руку кружку с пивом и спросил: – На кого учишься, Лёха?

– На психолога, – ответил Лёша и переставил подальше свою вторую кружку.

– А платят там хорошо? – спросил Григорий, отследив глазами его движение.

– Да кто его знает, – Лёша честно изложил понимание своих перспектив.

– А тебя самого чего больше интересует?

– Я интересуюсь гносеологическими проблемами темпоральности в приложении к онтологическим перспективам субъекта познания в плане обоснованности телеологических предположений.

– Во! Тут, брат, я с тобой полностью согласен. Про темпоральность это ты хорошо загнул. Незаменимая штука. В подсобном хозяйстве – так ва-а-аще. Вот недавно трудные подростки моему соседу на даче в нужник дрожжей накидали. Так туда бы тебя с твоей темпоральностью – говнецо собрать. Глядишь, спасли бы мир от экологической катастрофы.

– Извините…

– Не-е-е, студент! Это когда ты мальцом был, ты мамке мог сказать: мама я накакал в борщ, так ты меня извини, ни в жисть так не буду. А сейчас ты уже большой. Не надо думать, что умней других. Про казуальность экзистенциализма и темпоральные аспекты мировосприятия Хайдеггера я тебе могу до завтрашнего утра талдычить, и ты фиг что поймёшь. А на мой вопрос ты таки ответь, но только с другим набором слов.

– Ну, в общем, не знаю, как сказать… Вы не так поймёте…

– А ты попытайся.

– Будущее меня интересует.

– Оно всех интересует.

– Хочу увидеть, что со мной будет через много лет.

– В чём проблема? Доживёшь – увидишь.

– Да я сейчас хочу.

– К гадалке сходи.

– Это ненаучно.

– Твой учитель физики в школе сильно буха?л?

– Да нет, он совсем не… в смысле, он женщиной был.

– Женщиной? Лучше б он буха?л. Идея увидеть будущее в принципе ненаучна – не объяснили тебе.

– Но Стивен Хо… Интеллигентный человек должен понимать, что наука не стоит на мес…

– Интеллигент это тот, кто не путает готтентота с импотентом. И не ведётся на наукообразную болтовню.

– Позвольте, но ведь доказано, что пространственно-временной ко…

– Нет, это ты позволь! Чтобы делать всякие штучки-дрючки со временем, надо, как минимум, знать, что оно такое. А наука этого не знает! Ни один настоящий учёный, тебе не скажет, что такое время. Может наговорить с три короба всякой ерунды, но конкретно ничего не скажет. Потому что не знает. Вот, к примеру, ты, человек с незаконченным высшим образованием, можешь сказать, что такое время?

– Но наука использует это понятие…

– Вот именно – использует. Вслепую. Не понимая сути.

Лёша помолчал.

– Ну, тогда, чтоб не по-научному… – уныло произнёс он.

– А вот это по-нашему! – обрадовался Григорий. – На фиг тех интеллигентов с их наукой. Если б она чего-то стоила, за неё б хорошо платили. Я прав, Персик?

– Хрюв!

– Ещё чего-нибудь принести, мальчики? – спросила неслышно подошедшая Света.

– Спасибо, мы пойдём, – засуетился Лёша.

– Не пори горячку, студент, – сказал Григорий, спокойно потягивая пиво. – Слышь, Светик, вот юноше хочется в будущее заглянуть. Подсобишь?

– Чего ж не подсобить-то? – без тени улыбки ответила Света и села за их столик. – У меня тётка, материна сестра, ведьмой была. Я и сама кой-чего умею.

– Он гадалкам не верит, – предупредил Григорий.

– Так и я им не верю. Я ж говорю, не гадалки мы – ведьмы. А верит он или не верит – нам, ведьмам, одинаково. Будущее, оно не от этого зависит.

– А от чего зависит? – поинтересовался Лёша, с трудом скрывая волнение.

Света, не ответив, довольно долго его рассматривала, подперев рукой щеку.

– Может тебе надо чего? – нетерпеливо спросил Григорий. – Карты, там, или шар хрустальный…

– Да ничего мне не надо, – сказала, наконец, Света, не отводя взгляда от Лёши. – Тут и так понятно…

– Ну-ну, мы слушаем, – Григорий поднёс ко рту бокал, но забыл отпить.

– Я тебе так скажу, сынок… – Света вновь замолчала. Она откинулась на спинку стула и скрестила на груди руки, продолжая разглядывать Лёшу, словно неодушевлённый предмет. Затем мельком глянула на Григория, от чего тот поставил свой бокал на стол, и сказала: – Не плачь, когда надо смеяться, не то засмеёшься, когда надо будет плакать.

Некоторое время стояла тишина. Первым не выдержал Григорий.

– И всё? – спросил он разочарованно.

– Туманно как-то… – пробормотал Лёша.

– А чего вы хотели? – возмутилась Света. – Тут от настоящего в глазах туман кромешный. А то – будущее! Его ж ещё нет!

– Не плачь, когда надо смеяться, не то засмеёшься, когда надо будет плакать, – повторил Лёша. – Это и не предсказание вовсе – поговорка какая-то или афоризм. Как это понимать?

– Я сказала то, что в тебе увидела. Как понимать – тебе видней. Твоя жизнь – не моя. Только предсказание это верное на все сто процентов. И сбудется оно очень скоро, быстрее, чем ты думаешь, – Света вдруг заторопилась, встала из-за стола. – И вообще, некогда мне. Заказывать будете чего?

– Да нет, Светик, теперь мы точно пойдём, – сказал Григорий, залпом допил пиво и поднялся из-за стола. Лёша тоже поспешно вскочил на ноги. Персик устремился к двери, натянув поводок.

– Ага, ну всего хорошего, – вздохнула Света. – Заходите.

– Да зайдём, зайдём, ясный вася, – суровым тоном пообещал Григорий. – А ты – готовься.

– И как же? – спросила Света.

– В поликлинику сходи – грудь увеличь на два размера.

– Почему только на два?

– А левую – на четыре!

– – –

Дело шло к вечеру. Оставив позади дневные заботы и спеша предаться вечерним, трудящийся люд заполнил улицы. Персик жался к Григорию, чтобы не попасть под ноги обгонявшим их прохожим.

– Ты в Светкино предсказание не поверил, я правильно понял? – спросил Григорий Лёшу, глядя на него снизу вверх.

– Да это не предсказание – бред какой-то, – ответил тот, маневрируя в толпе, чтобы держаться рядом, – Мне надо знать, что со мной будет происходить, а она говорит, какие я эмоции буду испытывать.

– Но вреда от Светкиной болтовни тоже никакого. Скажешь, нет?

– Да нет, никакого. А к чему вы это?

– Есть тут одна баба-яга… Гадалкой себя называет, – Григорий достал из кармана визитную карточку, помахал ею перед Лёшиным носом и спрятал в карман. – А ты гадалок не жалуешь…

Персик решил, что молодая рябинка, росшая у края газона, неправильно пахнет и, резво устремился к ней, потянув за собой Григория.

– Продолжайте, – потребовал догнавший их Лёша.

– Она одного моего знакомого консультирует... по бизнесу и вообще… – сказал Григорий, наблюдая за тем, как Персик восстанавливает справедливость.

– И что знакомый?

– Знакомый?.. Да поднялся он… всего за год. На рынке турецкими тряпками торговал, теперь два бутика на красной линии держит. Хотя сам тот ещё тормоз – даже школу не закончил.

– Так она, наверное, берёт дорого…

Персик закончил второй подход, удовлетворённо хрюкнул, чихнул и устремился дальше.

– Ты не боись – я оплачу, – продолжал Григорий, догоняя Персика. – А если чего из её консультаций выгорит, так ты меня отблагодаришь. В размере пятьдесят процентов. Идёт?

– Не знаю… Подумать надо…

– Лёха, прикинь хрен к носу: от тех предсказаний вреда никакого – ты сам убедился – а польза может быть офигенная. Ты пацан головастый – если она чего толковое присоветует, быстро на ноги встанешь. Тут раздумывать не о чём – дело верное. Ну как, договорились?

– Да я как-то не вижу себя в бизнесе. Я в нём не очень…

– Лёха, а кто в нём очень? Думаешь, там что-то эдакое, особенное уметь надо? Знай, у кого купить и кому продать. Да смотри, чтоб не обули. Всё! Там главное – крутиться быстро. Ты сможешь, ясный вася!

– Не знаю…

– Да что ты бубнишь: не знаю, да не знаю! Посмотри на себя – молодой, красивый, а видуха у тебя, как у бомжа со свалки – нечёсаный, небритый, в лохмотьях каких-то. Тебя если отмыть, одеть, да в тачку крутую посадить, насти за тебя передерутся, каждую ночь новая будет, а то и две.

– Ну… хорошо… ладно… Уговорили. Попробовать можно.

– Так бы и сразу! А то выёживаешься, будто тебя замуж приглашают. Прям сейчас и пойдём.

– Так деньги нужны, а вы кошелёк забыли.

– Да не… то я другой кошелёк забыл. Тот, что надо кошелёк, у меня всегда при себе… Только слышь, Лёха… тут такое дело… Короче, когда мы у неё, так я твой дядя, а ты, значит, мой племянник. Не спрашивай – потом объясню. И ты, того, молчи. Понял? Я говорить буду.

 

Глава 3

в которой рассказывается о Лёшиных друзьях

Пока Лёша заводил новые знакомства, жизнь шла своим чередом.

– Народ! Задержитесь! Дело есть! – Рыжая пыталась перекричать шум, который обычно стоит в аудитории после ухода преподавателя.

Ей пришлось ещё пару раз громко крикнуть, чтоб привлечь к себе внимание группы.

– Ну, что ещё? – Андрей Филоненко швырнул тетрадь с конспектом на парту.

– Рыжая, я хавать хочу! – объявил Лёня Емец, направляясь к двери.

– Ну-ка, сядь! Успеешь похавать! Хавчик никуда не денется! – решительно сказала Рыжая и остановила Лёню, схватив за рукав. – Никто никуда не пойдёт, пока мы не решим один вопрос!

– Рыжая, давай завтра! Четыре ленты отсидели! – крикнула с задней парты Маринка Гудеева.

– Реально же есть хочется, – поддержала её сидящая рядом Маша Сясева обычным плаксивым тоном.

– Никаких завтра! Срочный вопрос! – решительно заявила Рыжая, для убедительности громко хлопнув по столу журналом группы.

– Да успокойтесь вы, мать вашу! Тут дела на десять минут! – зычно крикнула Лера Крючкова.

После этого окрика недовольный «народ» расселся по своим местам.

– Такие дела, – со вздохом начала Рыжая. – Нам надо провести собрание группы и избрать органы студенческого самоуправления.

– Так выбирали же! – пробурчал Лёня.

– То было на первом курсе. А оказывается, надо каждый год, – объяснила Рыжая. – Мне сегодня в деканате пилюлю вставили. Надо срочно провести собрание и предоставить им протокол. Какая-то комиссия из министерства приезжает, так они там все вздрюченные.

– Сама напиши эту бумажку! А мы пойдём, – предложил Андрей.

– Нет, надо провести собрание! – возразила Рыжая. – Кто его знает, что проверять будут и с кем разговаривать.

– Рыжая, проводи. Только быстро. Меня ждут, – сказала Настя Плясунова.

– Нам надо избрать актив группы, – начала Рыжая. – Первым избираем старосту. Против действующей кандидатуры возражений нет?

– Не-е-ет! – хором ответили все.

Рыжая была старостой группы с первого курса. По имени, Наташей Мешковой, её величали только преподаватели. И те после месяца-другого общения оставляли церемонии и звали её, как все, просто Рыжей. Дело было не только в длинных волосах цвета новых медных денег и сплошь покрытой веснушками светлой коже. Настя была удивительно позитивным человеком с темпераментом Рыжего Клоуна. Отказать ей в чём-либо было просто невозможно. Если требовалось, она могла разыграть целое представление. Как человек, способный решать любые вопросы, Рыжая пользовалась всеобщим уважением.

– Хорошо, с этим ясно, – продолжила она. – Теперь замстаросты. Есть предложение избрать Леру Крючкову.

Лера встала и, повернувшись к группе, картинно раскланялась. Потом опустилась на сиденье и, положив голову на руки, улеглась на парту.

– Избираем! – крикнула Маринка. Все согласно зашумели.

Лера Крючкова была лучшей подругой Рыжей. Она старалась не выделяться, держаться в тени старосты. Это удавалась плохо – она была выше на полторы головы, обладала идеальной спортивной фигурой и лицом была похожа на Джонни Деппа. Особой разговорчивостью Лера не отличалась – когда надо, за неё говорила Рыжая. Но в их дуэте автором и постановщиком многих «клоунских реприз» была именно она.

– Лерка, бери ручку, бумагу и пиши протокол, – сказала Рыжая.

– Не-е-е! Мне в лом. Потом напишу. Вечером в общаге, – пообещала Лера, не подымая головы.

– Мне его сдать надо, – настаивала Рыжая.

– Вечером напишу – утром сдашь. Сегодня всё равно поздно – в деканате уже никого нет, – возразила Лера.

– Не напишешь, супчик не получишь, – пригрозила Рыжая.

– Жесть! – сказала Лера, и не подумав пошевелиться.

– Хватит ворковать, подружки. Займётесь этим вечером в тёплой постельке, – сказала Настя.

– Не меряй всех по себе! – вставила Маринка.

– По мне никого мерить нельзя. Я недостижимый идеал, – парировала Настя.

Если бы существовала должность зав. эротического комитета группы, то её, конечно, занимала бы Настя Плясунова. Это была стройная шатенка с грудью третьего размера. Её внешность лишь слегка не дотягивала до стандартов мужских журналов. Настя компенсировала эту недостачу безудержным кокетством, переводя все свои разговоры в горизонтальную плоскость.

– Шалава ты недостижимая! – бросила Маринка.

– Фи, как грубо! Что с человеком делает хроническая девственность… – с притворным сочувствием вздохнула Настя и мило улыбнулась Маринке. Та вспыхнула и отвернулась.

– Ну-ка прекратили кошачью драку! – прикрикнула на давних противниц Рыжая. – Продолжаем! Надо выбрать профорга. Есть предложение – Лёню Емца.

– А почему я? – возмутился Лёня. – Пусть Лёха Колосов будет.

Лёня Емец был единственным человеком в группе, который носил галстуки. Выбирать и завязывать их он толком не умел и потому был мишенью постоянных насмешек некоторых модниц. Реагировал на них Лёня болезненно – супил кустистые брови и огрызался, чем ещё больше веселил насмешниц. Кроме того, у Лёни был необычно высокий для его возраста голос, что забавляло не только девочек, но и мальчиков.

– Профоргом будешь ты, потому что ты представительный, – заявила Рыжая. – Никто не возражает?

– Я возражаю! – сквозь общий одобрительный шум воскликнул Лёня тенорком, переходящим в фальцет.

– Раз возражений нет, так и запишем, – проигнорировав его, сказала Рыжая. – Кстати, а где Колосов?

– Его нет, – сказал Андрей.

– Я заметила, как ни странно, – съязвила Рыжая. – Кто знает, где он? Кто видел Колосова?

– Я видела, – сказала Маша Сясева. Все, замолчав, обернулись к ней.

Машу Сясеву по прозвищу Масяня в группе старались не обижать. Её широкое неправильной формы лицо в окружении мелких кудряшек, бесцветные глаза, глядящие на мир с изумлением пятилетнего ребёнка, у некоторых девочек вызывали материнские чувства, у других – тихое желание её прибить. Мальчики замечали её только, если она достаточно долго находилась в их поле зрения.

– Где ты его видела? – спросила Плясунова.

– Ну… видела, – ответила Маша.

– Где?! – хором спросили Рыжая и Лера.

– Сегодня… он из общаги выходил… Чего вы кричите на меня? – плаксиво сказала Маша.

– Машенька, а куда он шёл? – спросила Маринка.

– Я ж говорю, из общаги, – неуверенно ответила Маша.

– Маша, понятно, что он вышел из общаги, – терпеливо продолжила Маринка. – А куда он потом пошёл?

– А… это… в парк, – сказала Маша.

– Понятно, Лёша опять пошёл нирванну искать, – Рыжая, произнесла последнее слово с длинным «н».

– Он когда-нибудь в ней утопится, – обронила Лера.

– Добрая ты… – заметила Настя с холодком.

– Тебе-то что? – ответила тем же Лера.

– Нельзя? – сухо поинтересовалась Настя.

– Такой интерес… К чему бы это? – у Леры раздувались ноздри.

– Мне, вообще, умные нравятся, – осторожно произнесла Настя. – Интеллект хорошо возбуждает мои эрогенные зоны.

– Тогда пусть этот интеллект, спортивным комитетом заведует! – перебила её Рыжая. – Никто не против?

– Не! Не против! – крикнул с места Андрей, и добавил: – Интеллект! Гы!

– О! Андрюха! А не хочешь ли ты возглавить учебный комитет? – предложила Рыжая.

Предложение было встречено общим смехом – публика оценила шутку.

Сначала Андрей Филоненко искренне считал, что в университет поступают, чтобы гульбанить до утра, буха?ть, курить и снимать тёлок. Только к середине первого курса он сообразил, что за всё это надо платить – хоть изредка ходить на занятия. Пришедшее вовремя прозрение позволило ему кое-как избежать отчисления. С курса на курс он переползал, правдами, и, главным образом, неправдами, не прекращая при этом гульбанить, буха?ть, курить и снимать тёлок.

– Рыжая, за литр водки всё что угодно! – пообещал Андрей.

– Договорились, – согласилась Рыжая. – Купишь со стипендии водку – я тебе её торжественно подарю.

– Так я степуху не получаю, – напомнил Андрей.

– Вот тебе стимул, чтоб учился, – сказала Рыжая.

– Начнёт учиться, получит стипендию, купит водку, ты ему её подаришь, он набухается, его отчислят. Крайней будешь ты, – рассудила Лера.

– Работа у меня такая, – не обращая внимания на смех в аудитории, сказала Рыжая. – У нас остался культурно-массовый комитет. Маринка, ты как?

– Если опять собирать деньги на билеты в театр, то я не буду! – заявила Маринка.

Маринка Гудеева, небольшого роста, ладная с тоненьким звонким голоском, она была похожа на птичку. Она повсюду искала повод для восторга. Особо она восторгалась мужчинами-преподавателями, вызывая у них ответную благосклонность. Рыжая и Лера бессовестно этим пользовались. Накануне особо трудного экзамена Маринке, как бы невзначай, говорилось, что доцент имярек как-то по-особенному ею интересовался. Назавтра Маринка являлась в университет тщательно накрашенная, распустив по плечам роскошные чёрные волосы. Имяреку не оставалось ничего другого, как весь экзамен любоваться очаровательным созданием, ловя лукавые взгляды её карих глаз. Рыжая и Лера тем временем спокойно списывали. Их «приманка», не имея такой возможности, получала очередную тройку.

– И кто это, интересно, у нас в театр ходит? – риторически спросила Настя.

– А тебя, вообще, ничего не интересует, кроме стриптиза, – фыркнула Маринка.

– Стриптиз – это классно. Представь: твоё обнажённое тело пожирают мужские взгляды… Такой балдёж… – томно, с придыханием произнесла Настя. – Могу научить. Хочешь?

Маринка фыркнула и покраснела.

– Ты лучше покажи! Покажи! – оживился Андрей. – А давайте тут театр устроим. С Настькой в главной роли. Я ей даже свой шест дам!

– У меня таких шестов – забор строить можно, – спокойно сообщила Настя.

– А толку? – сказала Лера.

– Толку? – переспросила Настя, глядя на неё с прищуром. – Вот, к примеру, колечко недавно подарили. Гляди.

Она картинно протянула Лере руку с кольцом на пальце.

– Бижутерия, – презрительно фыркнула Лера.

– Бижутерия, – согласилась Плясунова. – Зато с янтарём, а в янтаре муха.

– Где муха? – живо заинтересовалась Маша Сясева.

– Вот, смотри, – Настя протянула руку и ей.

– Ухтышка-а-а! – восхитилась Маша, разглядывая древнее существо.

– Из него можно динозавра вырастить. Если ДНК отсосать, – блеснул эрудицией Лёня.

– Это она хорошо умеет… – пробурчала Маринка.

– Пока ещё некто не жаловался, – ответила Настя.

– В общем, Маринка, ты поняла – деньги будешь собирать на Плясунову, – Рыжая вернула разговор в прежнее русло.

– Не дождётесь! – выпалила Маринка под общий хохот.

– По повестке дня у нас всё. Всех выбрали, – устало подвела итог Рыжая. – Давайте расходиться.

– Одну минуточку! – поднял руку Лёня. – Раз мы уже собрались… Ещё один вопрос. Это я, как профорг…

Аудитория нетерпеливо загудела.

– Давай, Лёня. Только быстро, – согласилась Рыжая.

– Как Звереву будем сдавать? – спросил Лёня

– В смысле?.. – не поняла Рыжая.

– А в том смысле, что через полтора месяца сессия, а я ничего не понимаю, что она нам читает! – заявил Лёня.

В аудитории согласно зашумели.

– Она так диктует, что ничего записать невозможно! – поддержала Лёню Маринка. – А на экзамене всех валит, старшие курсы говорят.

– Действительно! Я не хочу из-за какой-то старой девы стипендию потерять, – вопреки обыкновению присоединилась к общему хору Настя.

Рыжая подождала, когда утихнет шум и сказала:

– Я говорила с деканом насчёт Зверевой. Он сказал, что мы не первые, у кого с ней проблемы. Повлиять на неё он не может. Такой уж она человек.

– А давайте ей зашлём! – предложил Андрей.

– Нет! – отрезала Рыжая.

– Ты же умеешь… – осторожно сказала Маринка.

– Нет! – повторила Рыжая. Они с Лерой переглянулись. – Во-первых, со Зверевой это не пройдёт. Во-вторых… возможно, в этом нет необходимости.

Со всех сторон раздались голоса: «Почему? Объясни! Мы тоже хотим знать».

– Не могу объяснить, – категорически заявила Рыжая.

– И всё же, почему? – спросила Настя.

– Потому что… – нерешительно начала Рыжая, запнулась, они с Лерой опять переглянулись. – Потому что, возможно сдавать мы будем не ей.

– До меня, кажется, дошло!.. – произнесла Настя обрадовано.

– Что именно? Что до тебя дошло? – принялся спрашивать Андрей.

– Тебе рано знать – маленький ещё, – бросила Настя. – Ай да Светлана Викторовна! В её-то возрасте! Кто бы мог подумать!

– Всё! Давайте расходиться, наконец! – Рыжая принялась собирать свои вещи.

– Так я не понял, насчёт Зверевой… – произнёс Лёня с обидой в голосе.

– Лёня! Иди обедать! Пообедаешь, соображать начнёшь, – пообещала Лера и, схватив под руку Рыжую, потащила её прочь из аудитории.

 

Глава 4

в которой Григорий знакомит Лёшу с Виолеттой

 «Баба-яга», точнее, «потомственная гадалка Виолетта», как значилось в её визитной карточке, оказалась миловидной шатенкой слегка за тридцать. Одета она была в облегающее чёрное платье, откровенно обозначавшее изгибы фигуры. Тщательно причёсанные прямые волосы, правильный овал лица, выразительные серые глаза, матовая без единого изъяна кожа, правильной формы нос, сочные губы – всё в её внешности было безупречно.

– Присаживайтесь, господа. Чувствуйте себя свободно, – сказала Виолетта, проведя гостей в свой кабинет. Её голос был глубоким, обволакивающим. Говорила она неспешно, тщательно артикулируя, как учат на уроках сценической речи.

Она села за громадный письменный стол, покрытый, чёрной тканью. На ткани была начертана пентаграмма, в центре которой возвышался большой хрустальный шар на чёрной подставке исписанной кабалистическими символами. Гости осторожно присели на старинные стулья по другую сторону стола.

Свет из внешнего мира не проникал в кабинет. Его окна были занавешены тяжёлыми тёмными шторами, стены задрапированы такой же тканью. Единственным источником света служил стоявший у стола антикварный торшер. Он освещал лишь стол и руки Виолетты, оставляя её лицо в полутени. Лучики света, прорываясь сквозь фигурные прорези в абажуре, оставляли на стенах и мебели светлые пятна в форме знаков Зодиака. Некоторые, отражённые хрустальным шаром, попав в глаза хозяйки кабинета, вспыхивали там яркими звёздочками, придавая её взгляду потустороннюю таинственность. В воздухе плыл дымок от курившихся ароматических палочек.

Некоторое время стояло молчание. Лёша не мог отвести взгляд от лица хозяйки, Григорий – от ожерелья на её груди. Виолетта выдерживала паузу, не спеша прийти на помощь растерявшимся гостям. Она спокойно сидела, положив руки на стол, и выжидающе смотрела то на одного, то другого.

Персик, на которого мистическая обстановка не произвела ни малейшего впечатления, что-то сосредоточенно вынюхивал на застилавшем пол ковре.

– Чем могу помочь дорогим гостям? Желаете снять порчу, сглаз, родовое проклятие? Может, нужна удача в бизнесе? Или хотите узнать своё будущее? – наконец нарушила молчание Виолетта.

Лёша почувствовал, как от её голоса у него сильнее застучало сердце, и вспотели ладони. Он бросил взгляд на Григория. У того подрагивала челюсть, словно он хотел что-то сказать, но не мог решить что.

Наконец, Григорий открыл рот и даже издал первый звук. Произнести остальные ему помешал диалог, донёсшийся из-под стола:

– Р-р-р-р-хрюв! Хрюв! Хрюв! Хрюв!!!

– И-и-и-я-а-а-а-а-у-у-у!!!

Григорий так и остался сидеть с открытым ртом. Виолетта пронзительно взвизгнула и с криком «Глаша!» вскочила со стула.

Из-под стола пулей вылетела изящная серая кошка и запрыгнула хозяйке на плечи. Следом показалась морда Персика. Встав на задние лапы и опершись передними о бедро гадалки, он азартно подпрыгивал и щёлкал зубами, пытаясь ухватить длинный хвост, который нервно мотался из стороны в сторону в пяти сантиметрах от его носа. Обладательница хвоста, увидев так близко от него страшные бульдожьи челюсти, издала неистовый вопль, оттолкнулась от хозяйки, разорвав на той платье, и прыгнула на абажур торшера, который под её весом стал предательски крениться. Потеряв равновесие, кошка рухнула на стол, сбив с подставки хрустальный шар, вскочила на лапы и прыгнула прочь. Персик, быстро оценив её манёвр, кинулся следом, сдёрнув со стула на пол Григория, на руку которого был надет поводок. Гадалка хотела было броситься спасать кошку, но заметив катящийся к краю стола хрустальный шар, тут же забыла о любимице, и, нырнув ласточкой, на лету поймала средство производства в самом начале его падения.

Некоторое время в кабинете стояла тишина, нарушаемая возбуждённым дыханием Персика и шипением Глаши, сидевшей на карнизе над окном, куда она вскарабкалась по шторе. Лёша, словно заворожённый, смотрел как торшер, замерший в положении неустойчивого равновесия, решает, обрушиться ли ему на голову или всё-таки вернуться на место. Григорий барахтался на полу, пытаясь подняться. Виолетта, лёжа на столе, силилась удержать в вытянутых руках тяжёлый и скользкий хрустальный шар.

Всё случилось в один момент. Карниз не выдержал веса тяжёлой шторы, которому вдруг прибавились три Глашиных килограмма, и с грохотом оборвался. Вдруг стало светло. Луч света из окна, преломившись в хрустальном шаре, ударил в глаза Виолетте. Та зажмурилась и выпустила из рук увесистый шар, который упал на пол и разбился на множество осколков. К хрустальному звону добавился боевой кошачий вопль и жалобный скулёж Персика, который, добравшись-таки до кошки, тут же схлопотал по морде когтистой пятернёй.

Точку в этом апокалипсисе поставил упавший на Лёшу торшер.

Григорию, наконец, удалось перевести туловище в вертикальное положение. Сидя на полу с широко раскинутыми ногами и глядя на облако пыли, поднятое падением шторы, он философски изрёк:

– Совсем бабка-ёжка запустила свою избушку…

Глянув затем как Персик, энергично виляя обрубком хвоста, топчется около вжавшейся в стену Глаши, он со смехом снова повалился на пол.

Лёша вернул на место торшер и подошёл к Виолетте, которая слезла со стола и теперь сидела на корточках над осколками шара.

– Дорогой, наверное… Можем ли мы как-то компенсировать?.. – промямлил он.

– Фи – дорогой! – фыркнула гадалка. Сценической глубины её голоса как не бывало. – Китай – двадцать долларов. Настоящий не разбился бы. Свет включи. Выключатель у двери.

Лёша включил свет и вернулся к Виолетте.

– Давайте я помогу…

– Фу ты… слава Богу… – не обратив на него внимания, пробормотала та, выуживая из груды осколков своё ожерелье. – Я уж испугалась…

Она поднялась с корточек и стала надевать украшение. Разорванное платье разошлось, обнажив грудь. Поправлять его она не торопилась, сначала убедилась, что ожерелье держится надёжно.

– Нравится? – спросила она у остолбеневшего Лёши. Не дождавшись ответа, она кое-как приладила не место оторванный лоскут. Затем сказала, обращаясь к Григорию: – Эй вы там, на полу! Монстра своего на короткий поводок возьмите. Не хватало, чтоб он мою кошку сожрал.

– Что ж вы не сказали, что у вас кошка? – оправдывался Григорий, с кряхтеньем подымаясь на ноги. – Я бы Персика на улице оставил.

– Не заметила я, когда она с гульки вернулась. Глашенька, иди ко мне, девочка моя!

Виолетта взяла на руки отбивающуюся перепуганную кошку. Та сразу забралась ей на плечи и, глядя на Персика огромными жёлтыми глазами, жалобно мяукнула.

– Идём, я тебя покормлю, девочка моя хорошая… – засюсюкала Виолетта. Гостям же она велела: – А вы ждите меня – через пять минут приду.

Когда она ушла Лёша первым делом вернул на место упавший карниз.

– Может, уйдём? – предложил он затем. – Не нравится это мне.

– Не бзди, студент. Всё нормально. Пока что. Сейчас баба-яга вернётся и гадать станет. А ты молчи. Чтоб она ни делала, молчи. Понял? Да! Интеллект свой не показывай – тут это вредно.

Вернулась она действительно ровно через пять минут. На ней было платье такое, как и раньше, только целое. На место разбитого посреди пентаграммы она поставила новый хрустальный шар.

Ситуация повторилась до мельчайших деталей. В кабинете снова был полумрак, Виолетта сидела за столом, освещённым торшером, Григорий с Лёшей – напротив.

– Чем могу помочь дорогим гостям? Может, нужна удача в бизнесе? – сказала гадалка в прежней театральной манере.

Лёша посмотрел на Григория. Тот сидел с каменным лицом, но его челюсть предательски дрожала. Так продолжалось несколько секунд. Потом Григорий не выдержал и во всё горло расхохотался. К нему присоединился Персик, который принялся бегать вокруг его стула, весело виляя обрубком хвоста. Лёша, глядя на них, тоже рассмеялся. Одна Виолетта не участвовала в общем веселье.

– Господа, я бы попросила! – сказала она, раздражённо.

Её возмущение вызвало у Григория новый взрыв хохота. Тогда она стукнула кулаком по столу и вскочила со стула.

– Ну-ка пошли нахрен, козлы!

– Всё-всё! Молчу, молчу! – поспешил её успокоить Григорий, с трудом совладав с собой. – Пардон, хозяйка. Не гневайтесь – вы так классно униформу сменили! Мне понравилось. А сейчас вы, того, за станок вернитесь – говорить будем.

Виолетта села на стул, откинувшись на спинку так, что её лицо полностью оказалось в тени.

– Так чего надо? – спросила она, перебирая пальцами ожерелье.

Вытерев кулаком слёзы, Григорий сказал:

– Удача в бизнесе нужна. Вот для этого юного дарования, – он показал пальцем на Лёшу.

– Я хочу знать своё буду… – Лёша попытался поучаствовать в разговоре.

– Он хочет знать, ждёт ли его в будущем удачный бизнес, – поспешил пояснить его мысль Григорий.

Опять выдержав паузу, Виолетта сказала:

– Я согласна помочь вам, господа, однако сразу должна предупредить: то гадание, которое вы от меня ждёте, стоит дорого, независимо от резуль…

– Мы в курсе, родная, – не дал ей договорить Григорий.

Он поднялся со стула, засунул руку чуть ли не по локоть в карман своих спортивных штанов и извлёк оттуда солидную пачку денег, перетянутую жёлтой резинкой. Вытащив из пачки одну купюру, со словами «извольте получить» он положил её на стол перед Виолеттой.

– Этого мало, – сказала та холодно, мельком глянув на гонорар.

– Ни фига себе аппетит! – возмутился Григорий. Перегнувшись через стол, он ткнул пальцем в банкноту. – Ты глазёнки-то протри, девочка, да ноли сосчитай, как следует!

«Девочка» присмотрелась к купюре и её «глазёнки» стали круглыми.

– Это что такое, Григорий? – спросила она. – Сам нарисовал?

– Эту денежку достоинством в одну тысячу долларов нарисовало казначейство Соединённых Шатов Америки – страна есть такая, Колумбом открытая. А изображён на денежке дядечка, которого звали Гровер Кливленд, бывший сначала двадцать вторым, а потом и двадцать четвёртым президентом этого далёкого заморского государства.

– Никогда такой купюры не видела… – пробормотала Виолетта и, нагнувшись, стала шарить в недрах своего письменного стола.

Теперь глаза округлились у Григория – гадалка извлекла на стол сначала ультрафиолетовый детектор, затем бинокулярный микроскоп. Убедившись, что мистер Кливленд светится в положенных местах, она долго любовалась его усатым профилем в шестидесятикратном увеличении.

– Президент вроде настоящий, – постановила она, пряча приборы в стол. За ними последовала и тысяча долларов. Из стола гадалка достала несколько стодолларовых купюр и передала их Григорию.

– Можно ещё на адронном коллайдере проверить – предложил тот, спрятав сдачу в карман штанов.

– Коллайдера нет. Поломался – в металлолом сдала, – сообщила Виолетта. – Ну что ж, господа, приступим. Во время гадания прошу соблюдать абсолютную тишину. Григорий, следите за своей собакой.

– Не бойтесь, хозяйка, мы будем тихими, как украинская ночь, – поспешил заверить Григорий. – Да, Персик?

Персик, который лежал на пузе, по-бульдожьи вывернув задние лапы, глянул на него одним глазом, приподняв бровь. Лёше показалось, что он подмигнул.

Виолетта поставила по обе стороны от шара по зажжённой чёрной свече и выключила торшер.

– Лёша – вас, кажется, так зовут – придвиньте свой стул ближе к столу, – велела она. – Сядьте ровно, положите руки на колени. Постарайтесь расслабиться, дышите глубоко. Смотрите на шар, только не на поверхность, а как бы в глубину. Скоро мы с вами вместе увидим то, что вас интересует.

Она принялась что-то бормотать речитативом на незнакомом Лёше языке.

Лёша придвинулся к столу и, глубоко дыша, стал всматриваться в хрустальный шар. Вскоре появилось странное ощущение – он не мог сконцентрировать взгляд, хоть предмет, на который он смотрел, находился в полуметре от его глаз. Как Лёша ни старался, ему не удавалось разглядеть ничего, кроме непроницаемой черноты. Поверхность шара как бы растворилась, и Лёше стало казаться, что в тёмной комнате над чёрным бархатом завис сгусток черноты, который принадлежит не этой комнате и, вообще, не этому миру, а держится здесь только, будучи привязанным чем-то невидимым к двум огонькам по обе стороны от него. Бормотание гадалки превратилось в сплошной гул, который звучал на самом краю Лёшиного сознания, сливаясь со стуком его сердца. Вдруг шар, вернее, то место в пространстве, где он находился, подёрнулось рябью. Продолжалось это недолго. Рябь разошлась, уступив место клочкам белёсого тумана, которые то возникали ниоткуда, то исчезали, смешивались и разделялись вновь. Наконец они слились в одно облако, которое, оставаясь в центре поля зрения, клубясь, постепенно принимало очертания чего-то знакомого. Лёшино сознание отказывалось осмыслить, что же такое знакомое пытается показать ему шар. До боли в глазах Лёша вглядывался в очевидно-непонятное, бывшее перед самым его носом, понимая, что его усилия напрасны – смысл картины бесповоротно от него ускользал. В конце концов, туманный образ, так и не успев сформироваться, утратил очертания, снова превратившись в белёсое облако. Низкий гул, звучавший в Лёшиной голове, распался на звуки. Там было монотонное бормотание гадалки и ещё что-то, похожее на храп. Сгусток черноты снова стал хрустальным шаром, по обе стороны от которого горели две свечи.

Лёша выдохнул, откинулся на спинку стула. Виолетта, пристально глядя в шар, продолжала свой речитатив. Григорий смотрел на неё с выражением ехидного интереса. Персик, лежал на боку, вытянувшись, и громко храпел.

Лёша почувствовал, что у него затекла шея. Он принялся её разминать, вращая головой. Виолетта умолкла. Некоторое время она сидела, глядя в шар. Когда её глаза приобрели осмысленное выражение, она сказала:

– Григорий, я же просила, последить за собакой. Она своим храпом разрушила мою связь с информационным полем.

– Простите, засмотрелся я. Прикольно было наблюдать за вами обоими. К тому же Персик не любит, чтоб его будили, – сказал Григорий и, нагнувшись, почесал Персику живот. Тот глухо тявкнул и, приоткрыв один глаз, недовольно на него покосился.

– Лёша, что вы увидели в шаре? – спросила Виолетта.

– Что-то большое и белое. Но я так и не понял, что это, – сказал Лёша разочарованно.

– Я увидела, как вы выходите из роскошной белой машины. И на вас была очень дорогая одежда.

– Я ж тебе говорил, студент, всё будет окей! – обрадовался Григорий. – Ты хлопец головастый, скоро кучу денег заработаешь.

Не зная, что на это сказать, Лёша вопросительно посмотрел на Виолетту.

– Григорий, связь с полем была нарушена, – сказала та. – Я не могу сказать, что означает это видение. Ясно, что Лёша однажды будет ехать в дорогой машине. Остальное можно толковать по-всякому.

– Если на нём отпадный прикид, это можно толковать только по одному – всё у парня сложится классно! Ясный вася!

– Мне бы вашу уверенность. Кстати, вы всегда столько денег с собой носите? – Виолетта включила торшер и задула свечи.

– Только, когда иду в гости.

– Не боитесь?

– Так при мне ж охрана! Да, Персик?

Персик, приоткрыв один глаз, согласно зевнул.

– Если не секрет, откуда у вас столько портретов мистера Кливленда?

– Он мой двоюродный прадедушка. Бабушка, умирая, завещала мне семейный альбом.

– Интересные у вас родственники.

– Все люди братья. Даже те, кто сёстры.

– Можно ли приобщиться к вашему семейному кругу? – сквозь маску равнодушия Виолетты пробился интерес.

– Пара пустяков! Обменяйте своё ожерелье на несколько портретов моего прадедушки.

– Оно не продаётся.

– А брат у него есть?

– Двоюродный.

– С удовольствием познакомлюсь.

– Тогда, вы меня извините, но мне придётся попросить вас обоих некоторое время смотреть вон в ту сторону.

– Ясный вася, без претензий! Лёха, ну-ка отвернись – хозяйка закрома открывать будет.

Лёша послушно с полминуты созерцал повешенную им штору, слушая возню за спиной. Потом было позволено обернуться.

Виолетта сидела на прежнем месте. Перед ней на столе стояла открытая коробочка, где на синем бархате покоился сказочной красоты изящный перстень из белого золота с бриллиантом нежного желтовато-розового цвета.

Григорий, заложив руки на спину и нагнувшись к самому столу, принялся рассматривать драгоценность. Поцокав восхищённо языком, он попросил у Виолетты разрешение воспользоваться микроскопом. Осторожно положив перстень на предметный столик прибора, он долго и обстоятельно его изучал. Потом вынес свой вердикт:

– Симпатичный кузен у вашего ожерелья. С удовольствием куплю его у вас.

– Чтобы завещать потомкам?

– Скажем так: он – хороший подарок в знак вечной любви. От которой те самые потомки и бывают.

– Пятьдесят штук. С портретами ваших заморских родичей, естественно.

– К тому же весьма ценный.

– Есть дама сердца?

– Похожа на вас. Как две капли воды.

– В чувстве юмора вам не откажешь.

– Я его лишён начисто – инвалид детства.

– Вы, наверное, удивитесь, но у меня тоже есть странность. Я сходу в постель к мужчине не прыгаю.

– Зачем сходу? До десяти сосчитайте.

– Считать придётся вам. До десяти миллионов. Или миллиардов.

– Лишив меня чувства юмора, Бог наделил терпением.

– Тогда, если вы решились, терпеливо отсчитайте пятьдесят штук.

– Эх! Если б вы знали, как больно расставаться с семейными реликвиями, – сказал Григорий, приняв театральную позу. – Но это как раз тот случай, когда новый друг лучше старых двух. То есть пятидесяти.

Он засунул руку в глубокий карман своих штанов и извлёк оттуда пачку купюр, перетянутую жёлтой резинкой. Ловкими движениями фокусника он отсчитал половину пачки и положил купюры на стол перед Виолеттой.

– Ну, деньги, прощайте. А ты, новый друг, здравствуй, – сказал он и надел перстень на мизинец.

– Знаете, Григорий, – медленно сказала Виолетта, глянув на купюры. – Я ничего не имею против вашего троюродного прадедушки… Но боюсь, будут проблемы с разменом. Мистер Бенджамин Франклин мне более приятен. Не могли бы вы?..

– Пять пачек франклинов – огромные деньги. Я с собой столько не ношу.

– Тогда, увы, нашу сделку придётся отложить, – Виолетта пододвинула к Григорию купюры и выжидательно посмотрела на перстень на его пальце. – Вы озаботитесь разменом, а я придержу это перстень для вас.

– У-у-у, как не хочется снимать! Его сделали как будто для моего мизинчика, – сказал Григорий, любуясь перстнем. – Давайте поступим по-другому. Мы с Персиком сейчас сгоняем в мои закрома. Я положу в сейф моего нового друга, возьму те самые пять пачек, принесу их вам и заберу портреты моего прадедушки, которые пока что побудут у вас. Ну как? Идёт? Решайте быстрее – мой банк закроется через тридцать пять минут. Сегодня пятница – он будет закрыт аж до понедельника! Вы представляете, каково мне будет целых два дня! Да я помру от тоски по этому красавцу! Да и вам, ясный вася, нужны карманные деньги на выходные.

– Честно говоря, не знаю… – засомневалась Виолетта.

– На обратном пути столик закажу в ресторане. Должны же мы с вами обмыть мою покупку. Решайтесь! Клянусь, приставать не буду. Буду паинькой. По крайней мере, сегодня.

– Уж очень большая сумма…

– Да чего вы испугались? Пока меня не будет, пятьдесят тысяч долларов будут при вас. Вот же они лежат! Я даже к ним не прикасаюсь. Ну, хотите, я племянника своего оставлю вам в заложники? Лёха побудешь с прекрасной дамой, пока я не приду? Всего только час. Она не кусается.

Лёша закрыл рот и согласно кивнул.

– Вот видите, как хорошо! Виолетточка, драгоценненькая! Вам не стоит переживать – всё будет окей! – воскликнул Григорий.

– Умеете же вы убеждать! – не выдержав, улыбнулась Виолетта.

– Ну, наконец-то! Молодчинка! Договорились. В общем, мы с Персиком пошли, а вы нас ждите. Будем через час. Самое большее – полтора. Лёха, женщина – моя! Имей в виду!

Когда за Григорием закрылась дверь, в кабинете повисла неловкая тишина. Лёша внимательно рассматривал хрустальный шар, Виолетта рассеяно перебирала тысячедолларовые купюры.

– Забавный у вас дядя, – сказала она, чтобы заполнить паузу.

– Угу, – сказал Лёша, чтобы поддержать беседу.

– Вы всегда такой… молчаливый? – спросила Виолетта.

– Ну… как бы… да, – ответил Лёша.

– У вас девушка есть? – поинтересовалась Виолетта.

– Э-э-э… да, – решил соврать Лёша.

– Она, наверное, за вас двоих разговаривает.

Лёша промолчал.

– Да… вас не назовёшь приятным собеседником, – вздохнула Виолетта.

От нечего делать она взяла одну из купюр Григория и положила на предметный столик микроскопа. Посмотрев с полминуты в окуляры, она со словами «что за…» схватила купюру и стала вертеть её в руках, рассматривая со всех сторон. Затем снова стала смотреть на неё под микроскопом. С белым, как мел лицом, она достала из стола ультрафиолетовый детектор и стала совать в него одну купюру за другой. Не дойдя до конца пачки, она вскочила, оббежала стол и, схватив Лёшу за грудки, стала кричать ему прямо в лицо:

– Где?! Где он живёт?! Где живёт твой дядя?! Говори!

– Я… я… – только и мог выдавить из себя Лёша.

– Что ты якаешь, дебил?! Где твой дядя живёт? Говори, сучонок! Тварь! Мразь! Мудак!

Держа Лёшу левой рукой за ворот, правой она принялась хлестать его по лицу. Лёша, которого никогда не била женщина, растерялся. Когда ему удалось-таки собраться, он оттолкнул разъярённую гадалку. Та, не удержав равновесия, неловко села на пол. Со стоном «Сууууууууукааааааааааа», она обхватила голову руками.

Лёша шагнул к столу и сунул в детектор первую попавшуюся купюру. Никакого свечения не было. Лёша помял купюру в пальцах, рассмотрел со всех сторон. Судя по всему, эту «денежку» напечатало не казначейство США, а китайский лазерный принтер.

Лёше показалось, что пол под его ногами закачался. Обливаясь холодным потом, он опустился на ковёр рядом с Виолеттой.

– Виолетта, послушайте… – сказал он, с трудом проглотив комок в горле. – Я сейчас вам всё объясню…

Та, вместо ответа, размахнувшись, попыталась его ударить. Ему удалось перехватить её руку. Она замахнулась другой рукой. Он и ту схватил. Она попыталась вырваться. Он не отпустил. Она повалилась на пол, он на неё. Его лицо оказалось в сантиметре от её лица. Тяжело дыша, она смотрела ему в глаза, её губы были раскрыты. От неё пахло корицей.

– Пусти… – сказала Виолетта вскоре.

Лёша отпустил её руки и сел, отвернувшись.

– Ты соврал. Вы оба врёте – ты и твой дядя, – Виолетта села и принялась поправлять волосы. – Нет у тебя девушки – ты целоваться не умеешь.

– Виолетта, послушайте, я всё объясню, – сказал Лёша.

– Да что ты мне объяснишь…

– Григорий мне совсем не дядя. Он мне никто. Я познакомился с ним только сегодня.

И он рассказал всё о своём знакомстве с Григорием.

– Господи, какой же ты дурак, Леха! – сказала Виолетта, выслушав.

– Может, в милицию… – решился предложить Лёша.

– Ну да! Я, гадалка, пойду в милицию! – воскликнула Виолетта.

– Тогда к браткам пойти… Есть же, наверное, которые такие вопросы за деньги решают.

– Совсем ты дурак, Лёха, жизни не знаешь. Не могу я у братков ничего просить. Мне это слишком дорого обойдётся…

– Я сам найду этого Григория! Найду и…

– Найдёшь и что? Что ты ему скажешь? Отдай перстень, не то морду набью? Сдашь его в твою милицию? А чем доказывать будешь? Он скажет, что ничего не было и, вообще, он меня не знает, а ты на него наговариваешь, чтобы деньги вымогать. Никто ж не видел даже, как он сюда заходил.

– Так что делать?..

– Да ничего не делать. Тут уж ничего не поделаешь… – вздохнула Виолетта.

 

Глава 5

в которой Лёша узнаёт много интересного

Первым посетителем пельменной «Вокруг света» был Лёша.

– Света, скажите, как мне найти Григория? – спросил он сходу, не поздоровавшись.

– Ух ты! Кто это тебе физию-то расцарапал? – ответила вопросом на вопрос Света.

– Неважно. Мне нужно знать, где живёт Григорий, – Лёша аж пританцовывал на месте от нетерпения.

– Та-а-ак, понятно. Ну-ка, сынок, сядь-ка вон туда, – Света показала рукой на столик в дальнем конце зала.

– Вы не понимаете! У меня совсем нет времени. Мне нужно знать, где Григорий! Это срочно! – Лёшин голос чуть не срывался на крик.

– Не ори на меня! Я тебе не любимая тёща! – ответила Света командирским тоном. – Сядь, куда сказала, я сейчас подойду.

Лёша решил, что лучше подчиниться и сел на указанное место. Вскоре пришла Света и принесла тарелку пельменей и стакан чаю.

– Ешь! – приказала она коротко.

– Да я не голоден. Спасибо. Мне нужен Гри… – принялся за своё Лёша.

– Ешь, я сказала! – Света была неумолима. – Сначала съешь всё это, потом поговорим.

Положив в рот первый пельмень, Лёша вдруг понял, что страшно проголодался. Он быстро всё умял под спокойным Светиным взглядом.

– Вот и молодец, – сказала Света, когда тарелка опустела. – Гришку твоего я знаю сызмальства. Только вот, где сейчас живёт, не знаю. Не была у него – я ему не жена и не любовница. Так что, на этот твой вопрос ответить не могу. Да ты чего скис? Чай-то пей – стынет. Мало ли чего я не знаю – человек не может всего знать. Ты расскажи, что стряслось – может, присоветую чего дельное.

Лёша, глядя в свой недопитый чай, рассказал всё, что произошло с их вчерашней встречи. Когда он умолк, Света рассмеялась.

– Ай да Гришка, сукин кот! Вот подлюка! Как классно всё разыграл – обалдеть!

– Что тут смешного?! – возмутился Лёша. – Григорий – жулик, аферист! Привёл меня к гадалке, чтоб она мне погадала, потом её обокрал, а меня бросил!

Последние слова вызвали у Светы новый приступ смеха.

– Да, сынок, совсем Гришка тебе крышу-то снёс. Он такой, он может, – сказала она, успокоившись. – Чтобы она тебе погадала, говоришь? Ты не подумал, с каких пирожков первый встречный будет тебе добрые дела делать? За каким хреном он будет выкладывать ради тебя, соплееда, столько денег?

– Что вы хотите сказать? – спросил Лёша, искренне недоумевая.

– Да то, что всё это Гришка затеял только ради того перстня.

– Не понимаю. Объясните, пожалуйста.

– Что ж тут непонятного? Гришка с самого начала задумал тот перстень выманить. Всё, что он там творил, было, чтобы задурить ей мозги. Он про неё всё узнал – где живёт, что она одинокая, одна, без мужика. Потому и тебя привёл, молодого смазливого, чтоб она не про деньги думала, а про тебя, как бы тебе чего приятного нагадать, чтобы ты потом у неё остался. Он и оставил тебя у неё, чтоб пока она к тебе заигрывает, он спокойно мог уйти. Она ж к тебе заигрывала?

– Ну… – понурившись согласился Лёша.

– Ого! Чего краснеешь? Красивая она?

– Угу…

– Конечно, красивая… Я её знала с самого рождения. Мы с её матерью в одном классе учились… Лучшие подруги были… Так вот, Вальку, когда она малой была, уже тогда все королевной звали за красоту. Её не Виолеттой зовут – Валька она. Потом мы с её матерью разругались, не помню уже из-за чего… А нет, помню – из-за Митьки, отца Валькиного. Я в него влюблённая была, а он на той женился. Так вот и жили в соседних подъездах и не разговаривали лет десять. Потом оба они умерли. Митька спился, подрезали его по пьяне. А мать её… уж и не помню от чего. А Валька, как школу закончила, то тем, то этим занималась. Сейчас, значит, в гадалки подалась. Гадалка Виолетта, значит. Ну-ну, каждому своё…

– Она мне будущее предсказала, – уверенно сказал Лёша. – Я сам в шаре это видел.

– Держите меня пятеро – сейчас помру со смеху! Будущее он в шаре увидел! Зайди в тёмную комнату и попробуй что-то разглядеть. Или зажмурься и пальцем на глаз надави. Те самые пятна и увидишь. Когда света нет, в глазах химия какая-то происходит – вот и кажется, что пятна видишь. Они ещё называются как-то по-умному… Ага, фосфены, кажется.

– Но Виолетта сказала, что это – машина.

– Да если б она клиентам про гадости всякие вещала, кто бы к ней ходил? Каждый хочет услышать приятное. Вот она тебе и сказала про ту машину. Тебе ж приятно было? Скажи, нет?

– Приятно…

– И прикинь: ты не можешь сказать, что предсказание это неправильное, что она тебя обманула – каждый хоть раз в жизни бывает в дорогой машине. Так что, приятное она тебе сделала, надеялась, что отблагодаришь, а оно вон как вышло…

– Но Григорий…

– Да… Гришка… Всё просчитал – умный гад. Даже прознал, что у неё кошка есть – Персика с собой взял.

– Зачем?

– А чтоб, если б Персик кошку учуял – катавасию устроил, а он тихонько перстень-то и в карман положил. Не получилось, тогда он не пожлобился, настоящую тысячу ей отдал, чтоб доверие заслужить. Даже клеиться к ней стал, вроде под её чары попал и против неё ничего не замышляет. И намекнул даже, что перстень тот ей подарит. Вот жучара – клейма ставить негде!

– Вы что-нибудь про него знаете?

– Знаю… знаю-то я много, да кто сказал, что рассказывать стану? Ну ладно, вижу, тебя зацепило. Скажу только, что Григорий из ваших, из интеллигентов. Был он то ли кандидатом, то ли доцентом – тебе виднее, как оно у вас называется. И работал, вроде, в вашем университете. Только что-то там у него не срослось – ушёл. Или ушли. С тех пор на вольных хлебах, сам себе хозяин. Человек он неплохой, весёлый, бабы его любят. Вот только, если понравится ему что-то твоё, он это заберёт. Сделает так, что сам отдашь. А не отдашь – изо рта у тебя вырвет, не поморщится. Из друзей у него – только Персик.

– Как же его разыскать?

– Найти-то его можно… А зачем? Зачем его искать? Добром перстень он не отдаст – не таков Григорий. А силой отнять… Ты не сможешь – это точно. Жаловаться кому? Тут дело такое… Тут жулик жулика обчистил. Так что, сама Валька молчать будет. И ты не возникай – не твоё это горе. Учись себе в университете, а про историю эту забудь.

Лёша вдруг увидел себя как бы со стороны. До него дошло, что им попользовались, как неодушевлённым предметом, как отмычкой, чтобы добраться до ценной вещи. И сделано это было легко, изящно и остроумно. Ему почему-то стало смешно.

Света сказала:

– Видишь, как получилось – сбылось моё предсказание. Помнишь? Не плачь, когда надо смеяться, не то засмеёшься, когда надо будет плакать. Пока молодой, надо смеяться, да радоваться жизни, а ты плакал – забивал себе голову всякими мудрёными глупостями. А теперь смеёшься, хотя есть повод заплакать.

– – –

Здесь бы и закончить эту историю словами Бальзака о том, что подле дурака всегда найдётся жулик. Но не стоит тропиться навешивать ярлыки. Презрения достоин не тот, кто испытал позор, а тот, кто с этим позором смирился.

Да и зачем заканчивать историю, если она только-только началась?

 

Глава 6

в которой Лёша навещает Григория в больнице и гуляет с Персиком

Прошло два дня.

Григорий с Персиком совершали вечерний моцион. Недалеко от входа в парк их обогнал белоснежный «Фольксваген-Пассат». Проехав немного, он остановился. Водитель, не торопясь, вышел из машины, обошёл её, помог выйти стройной шатенке, она взяла его под руку, и они направились к входу в бывший поблизости ресторан. Григорий обомлел, узнав в элегантном молодом человеке давешнего студента. Его спутницу он не разглядел.

– Ну, что скажешь? – спросил Григорий у Персика.

Тот уселся на асфальт и, постанывая, стал ожесточённо чесать задней лапой за ухом.

– Согласен с тобой, мой толстозадый друг, – сказал Григорий. – Тут надо крепко подумать.

Дождавшись, когда Персик закончит гонять обнаглевшую блоху, Григорий, изменив свой маршрут, двинулся в обратном направлении. Пройдя немного, он подошёл к скамейке, прятавшейся под кустом сирени, с которой, однако, хорошо был виден вход в ресторан.

– Молодые люди, документики предъявили! И побыстрее! – потребовал он у парочки, целовавшейся на скамейке.

– А шо такое? Шо мы фделали? – живо поинтересовался молодой человек, сверкнув серьгой в языке.

– Ваша девушка числится в угоне. Вот на неё ориентировка, – Григорий достал из кармана плаща какую-то бумажку и помахал ею под носом у юноши. – Так что, пожалуйста, права и техпаспорт. Или пройдёмте в райотдел на экспертизу.

– Хрюв! – грозно сказал Персик.

– Сява! Валим! – взвизгнула девица. Одёрнув юбчонку, одной рукой она схватила за руку своего бойфренда, другой – малюсенькую сумочку, и через секунду Григорий слышал удаляющийся топот двух пар ног.

Он постелил на скамейку «ориентировку» и сел на неё. Персик, тщательно обнюхал окрестности, мимоходом задрав лапу на ножку скамейки, затем, потоптавшись на месте, запрыгнул на неё и улёгся рядом.

Ждать пришлось долго. Уже совсем стемнело, когда из ресторана вышел Лёша. Он обнимал за талию страстно прижимавшуюся к нему спутницу. Парочка подошла к «Фольксвагену». Вглядываясь что есть силы, Григорий вскочил со скамейки. Совсем выйти из своего укрытия он не рискнул. Лёшина дама, между тем, повиснув у него на шее, повалила его на капот «Фольксвагена» и впилась ему губы. Начала выть сигнализация. Лёша оторвался от спутницы. Она же, пока он выключал сигнализацию и отпирал машину, продолжала лежать на капоте, размахивая руками, будто дирижируя невидимыми музыкантами. Он вернулся, поднял её и усадил на место рядом с водителем, сам сел за руль. «Фольксваген» неуверенно тронулся с места и, проехав мимо Григория слегка петляя, скрылся за поворотом.

– Персик, ты видел? Что ж оно такое в природе происходит? – спросил Григорий. – И, главное, почему оно происходит без меня?

– – –

На следующий день возле аудитории, где должен был начаться семинар по истории психологии, Лёшу ждал средних лет милиционер с погонами капитана.

– Колосов Алексей Геннадиевич? – спросил он, сверившись с ежедневником.

– Да, это я, – ответил Лёши.

– Я старший оперуполномоченный Мороз Александр Сергеевич. Вам знаком Фукс Григорий… – он снова заглянул в ежедневник. – Григорий Ильич?

– Как вы сказали? Фукс? Нет, незнаком.

– А вы в этом уверены?

– Ну-у-у, в общем, да. Уверен.

– Странно. А вот Григорий Ильич утверждает, что вы единственный близкий ему человек – его племянник.

– А-а-а! Так это дядя Григорий! Да, конечно, дядю Григория я знаю.

– Вы только что говорили обратное.

– Простите, сразу не сориентировался.

– Не знаете, как дядю зовут?

– А он мне не родной дядя. Он сын отца моей матери от второй жены, на которой он не был женат. Поэтому у него другая фамилия. Её у нас не вспоминали – я знаю его просто, как дядю Григория.

– Сын отца матери, на которой не был женат… Почему он не был женат на вашей матери? Стоп… он ваш дядя, значит, ей брат… Как он мог быть на ней женат?

Вокруг стали собираться студенты. Всем было интересно, в чём это Лёха Колосов пытается убедить милиционера.

– Нет, вы не поняли. На второй жене не был женат отец моей матери, чей сын – мой дядя.

– Как ваш дядя может быть сыном вашей матери? Тогда он должен быть вашим братом. Но у него другая фамилия, которую вы не знаете.

– Да нет, Григорий – сын второй жены отца моей матери. Второй, а не первой. Потому и фамилия у него другая

– Ваша мать – вторая жена… Чья? Своего отца или вашего дяди? – капитан снял фуражку и рукавом вытер пот со лба.

Публика следила за беседой с живейшим интересом. Некоторые снимали на мобильные телефоны.

– Лёха! Сын твоего отца, но тебе не дядя! Кто такой? – крикнул Андрей Филоненко. За вопросом последовал ответ: – Да это ж ты сам!

Публика дружно заржала. Милиционер достал носовой паток и снова вытер пот, затравленно озираясь по сторонам.

– Так! Гражданин Колосов… то есть, Алексей Геннадиевич, давайте перейдём в более спокойное место.

Они вышли на крыльцо перед входом в учебный корпус. Недавно прозвенел звонок на ленту, и тут уже было пусто.

– Бог с ним, с этим вашим Фуксом. Мне всё равно, кем он вам приходится. Моё дело сообщить. Его нашли без сознания со следами насилия на теле, – сказал капитан. – В больнице, когда он пришёл в себя, он первым делом попросил во что бы то ни стало разыскать вас.

– – –

Григорий лежал на больничной койке. Его голова была забинтована, левый глаз заплыл, из нижней губы торчали нитки.

Лёша тронул его за руку и спросил, понизив голос:

– Григорий, вы как?

Тот открыл глаза. Когда его взгляд сфокусировался на Лёшином лице, он сказал слабым голосом:

– А, Лёха… здор?во…

– Как вы себя чувствуете?

– Как негр в тундре… Сам не видишь?..

– Кто это вас так?

– Долго рассказывать… сейчас не могу… Слышь, Лёха… такое дело… тебя одного попросить могу…

– Да-да, говорите.

– Слышь… сгоняй ко мне домой… Персика выпусти… Он там один… взаперти… – в уголке левого здорового глаза Григория блеснула слеза. – Он же голодный… Единственный друг…

– Да неудобно как-то… в ваше отсутствие.

– Неудобно самогон пить черпаками. А там пёс страдает! Сам подумай, кто его покормит кроме тебя?

– Да, конечно, а куда ехать-то? Где вы живёте?

– Кленовая два, квартира восемнадцать. Там на вешалке мой плащ. Ключ в кармане возьми. Да, и по дороге купи чего-нибудь ему похавать. Чего хочешь – он всё ест.

– Тогда я прямо сейчас и поеду.

– Ага. Гринпис тебе в помощь!

– – –

За дверью восемнадцатой квартиры раздавался отчаянный скулёж. Только Лёша справился с незнакомым замком и открыл дверь, как ему навстречу, чуть не сбив с ног, выскочил Персик и стремглав бросился вниз по лестнице. Лёша пробежал все пять этажей и догнал бульдога уже на улице. Тот стоял, задрав лапу на хилое деревце, росшее у подъезда. Его широкая морда светилась блаженством.

– О! Персик! – воскликнула одна из бабулек, сидевших на скамейке. – А я думаю, чего это он скулит? Скулит да скулит, скулит да скулит. Уже который день скулит. Я уже и в дверь к ним звонила и стучала. У меня такой артрит, такой артрит! А с ним на пятый этаж подымалась! Уже хотела участкового вызывать. Может, случилось чего.

– Ну да, ну да, – подтвердила другая бабулька, постарше.

Персик принялся делать остальные свои дела. Лёша боялся, что пёс убежит, а прихватить поводок он не успел.

– Да вы не бойтесь, молодой человек, – поспешила его успокоить первая бабулька. – Персик не убежит, он всегда без поводка гуляет. Только вот они всегда вдвоём с Григорием Ильичём.

– Ну да, ну да, – последовало подтверждение.

– А Григория Ильича нет? А где он? – поинтересовалась первая бабулька. В её голосе звучало радостное предчувствие плохих новостей. – Не случилось ли чего?

– Он в больнице, – коротко ответил Лёша.

– Ох ты! Да что вы говорите! – забыв об артрите, бабка вскочила со скамейки. – Слыхали, Никитична? Гришка из восемнадцатой в больницу попал! И что же это с ним? Сердце прихватило? Или под машину попал? Сейчас так ездют, так ездют! Я вот сегодня по телевизору видела – один… как их… ага, мажор, так он пятерых…

– Ну да, ну да, – согласились на скамейке.

– Его избили, – коротко сообщил Лёша.

– Ох ты! И как же это?.. – бабуля, схватившись за щёку, примолкла, планируя, с кем будет делиться свалившимся на неё счастьем.

Дел у Персика накопилось много – он задирал лапу на все неровности рельефа. У остатков детской песочницы вышла заминка. Там полосатый кот что-то сосредоточенно ел. Видимо еда представляла большую ценность, потому подошедший поздороваться пёс был встречен утробным рычанием и демонстрацией нежелания обращаться в бегство. Персик, возмущённый вопиющим пренебрежением обычаями, быстро взял себя в лапы и исключительно в воспитательных целях, тихонько подойдя сзади, пометил ничего не подозревавшего невежу. Потом исполнил собачий танец презрения, задними лапами осыпав кота пылью.

– А вы Гриш… Григорию Ильичу кто? – продолжила допрос бабуля, видимо решив, что счастья мало не бывает.

– Никто. Знакомый, – ответил Лёша, закипая.

– А вы откуда знакомый? Из невирсутета? – бабуля явно не читала классиков и не знала мнение Козьмы Пруткова о фонтане.

– Из тюрьмы я, бабуля, из тюрьмы! – Лёшино терпение было большим, но не бескрайним.

– Сколько отсидел? – бабка живо набросилась на новую тему.

– Десять лет. Только сегодня вышел. Зарубил топором старуху-процентщицу и сестру её.

– Ну да, ну да, – согласилась с ним вторая бабуля.

Воспользовавшись лёгким ступором, в который впала любопытная бабка, Лёша схватил Персика на руки и понёс домой.

На кухне единственными чистыми предметами посуды были вылизанные до зеркального блеска собачьи миски. Лёша высыпал в них купленный корм. Персик, чавкая и сопя, накинулся на еду. Лёша разыскал объёмистый тазик и, наполнив до краёв водой, поставил на пол. Убедившись, что в ближайшие сутки голодная смерть собаке не угрожает, он с чувством выполненного долга покинул квартиру.

Из подъезда он выскочил, развив максимальную скорость. Впрочем, это его не спасло. Словно камень из рогатки, в спину ударило:

– Гляди, гляди, Никитична! Ишь, пошёл…

– Уголовщик, – подвела черту Никитична.

– – –

У двери в палату, где лежал Григорий, Лёша столкнулся с капитаном Морозом.

– А, это вы, Колесов, – рассеянно сказал тот, засовывая в папку из кожзаменителя какую-то бумагу.

– Колосов, – уточнил Лёша.

– Колосов, так Колосов, – согласился Мороз и принялся застёгивать заедающий замок-молнию. Когда это ему удалось, он достал носовой платок, сняв фуражку, вытер пот, и продолжил: – Колосов, ваш дядя, или кто он там вам, только что написал отказ от возбуждения уголовного дела. Что вы на это скажете?

– Да что сказать? Ему виднее.

– Это точно. И ему виднее, и нам проще, – сказал Мороз, не скрывая облегчения. – Да… ещё одно… Он, этот дядя ваш, он что, наркотики употребляет?

– Честно говоря, не знаю… А почему вы решили? – Лёша был заинтригован.

– Да эти вон, – он кивнул вслед прошедшей мимо паре медсестёр. – Люди в белых халатах, нашли у него… Да ладно, это уже не моё дело. Ну, хорошо, Колесов, то есть, Колосов, удачи!

Он надел фуражку и зашагал прочь по больничному коридору.

Григорий, сидя на койке, что-то кушал из металлической миски. При виде Лёши на его лице появилось страдальческое выражение.

– Гляжу, вам уже лучше. Выздоравливаете, – сказал Лёша.

– Да куда ж деваться? Природа берёт своё, – Григорий поставил миску на тумбочку и, кряхтя и морщась, осторожно лёг.

– Я только что милиционера встретил, – сказал Лёша, сев на стул рядом. – Вы заявление писать не хотите на тех, кто вас избил.

– Заявление? – Григорий усмехнулся, насколько позволяла зашитая губа. – Чтобы меня самого на нары отправили? Кстати, и тебя со мной.

– Меня? – искренне удивился Лёша. – А меня-то за что?

– За хищение чужого имущества путём мошенничества. Статья сто девяностая УК. Про перстень не забыл?

– А я причём? Вы его похитили! Вы – не я!

– Для следствия без разницы – мы у той бабы-яги вдвоём были. Так что – преступное деяние, совершённое группой лиц по предварительному сговору.

– Ну, ты и сука, Гриша! – воскликнул Лёша. Он собрался схватить Григория за грудки, но дверь приоткрылась, в палату заглянула медсестричка, и Лёша изменил намерения.

– Но-но, мальчик! Чего тыкаешь старшему по возрасту? – Григорий как мог, отпрянул, но, поняв, что Лёша передумал его убивать, успокаивающе махнул рукой сестричке. Та скрылась за дверью. – Хочешь обзываться – дело вкуса. Но прошу на «вы»!

– Вы, Григорий, гнида блохастая! И фейс вам отрихтовали правильно.

– Во! Так-то лучше. Старших надо уважать. А гнида – она личинка вши и блохастой быть не может.

– А я ещё его собаку кормил! – Лёша не унимался. – За свои деньги, кстати!

– Это правильно! Пёс за хозяина не в ответе. Женщин и собак надо беречь – они лучшие друзья человека.

– Всё! Мне надоело! У меня дела есть, – решительно заявил Лёша, поднялся со стула и направился к двери.

– Кстати, о бабах. О женщинах то есть, – как ни в чём ни бывало, продолжал Григорий. – Не хочешь знать, как я здесь очутился?

Лёша, уже взявшись за дверную ручку, остановился.

– Из-за ба… пардон, из-за женщины, – сообщил Григорий. – Из-за той самой бабы-яги.

–Вас Виолетта заказала за то, что вы ей фальшивые купюры впиндюрили?

– Не заказала. Не успела, – Григорий вдруг оживился. – Слышь, чувак, а классно я тогда всё сварганил! У бабы-яги и в мыслях не было, что я её кидаю.

– Вот скотина! Обманул слабую женщину и радуется, – снова вскипел Лёша. – И нечего её бабой-ягой называть! У неё имя есть. Её Виолеттой зовут!

– Ух ты, какой тут у нас кобелёк резвый! Что, втюхался, дурачёк? Дурачё-о-оок! Да что ты про неё знаешь? Думаешь, она такая себе розовая блондиночка? А известно ли тебе, что она не та, кого за себя выдаёт? У неё даже имя другое – не Виолетта, а Валентина?

– Ну, вы и чмо болотное…

– Чувак, что у тебя за лексикон? «Чмо болотное», «гнида блохастая». Ты же интеллигентный человек. Психолог! Один мой родственник, профессор математики, кстати, на своём шестьдесят пятом дне рождения, будучи сильно забуханным, целых десять минут толкал речуху почти из одних матюков. И прикинь, ни разу не повторился! Тебе учиться надо, малыш!

– Родственник близкий?

– Моей канарейке троюродный попугай.

– Так за какие заслуги вам портрет морды лица отфотошопили?

– Во! Это уже лучше. Профессуры тебе, ясный вася, не видать, но на доцента, может, когда и потянешь. Ну, добро…

Григорий взял с тумбочки пластиковую бутылку с остатками воды и опрокинул себе в рот. Забросив бутылку под соседнюю пустующую койку, он продолжил:

– На чём это я остановился?.. Ага! Отфотошопили меня, как ты говоришь, из-за той самой Валентины, для тебя – Виолетты. Из-за неё и её перстня. Рассказать, откуда он взялся?

– Расскажите, – согласился Лёша и сел на соседнюю койку.

– У нас в городе был такой авторитет – Чукча. Из боксёров. Он тут был царь и бог. Председатель горисполкома к нему на поклон ходил. Менты у нас на джипах ездят – видел? Те джипы он им купил. Чукчей его прозвали за то, что уж очень он про них анекдоты любил. А с нашей с тобой Валентиной он в одной школе учился, года на четыре её старше. И с тех пор к ней неровно дышал. Только она личность утончённая – зачем ей какой-то жлоб? Ничего у него с ней тогда не вышло. Когда по прошествии времени Чукча с большим спортом покончил и вернулся из заграниц сюда свои порядки наводить, то первым делом приступил к штурму этой крепости. Виолетта, она как раз тогда взяла это имя, вроде бы стала сдаваться. Оно и понятно – перед ней был уже не сопливый пацан, а уважаемый человек с деньгами. Вот тогда-то он и подарил ей этот гарнитур: перстень, ожерелье и серьги. Специально за ним в Париж посылал надёжного человека.

Григорий замолчал, задумавшись.

– Ну и где этот Чукча? – спросил Лёша.

– Через пару дней после того дня рождения, когда он этот подарок сделал, он подъехал на машине к своему дому и остановился подождать, когда ворота откроются. Подошли двое и расстреляли его через лобовое стекло. Драгоценности остались у Виолетты. Серьги, правда, она продала.

– А вы откуда всё знаете?

– Я был тем человеком, который в Париж ездил.

– Купили бы перстень – деньги у вас есть.

– Когда Чукча ей тот гарнитур дарил, я стоял рядом. Он взял его из моих рук и передал ей. Она на меня даже не глянула, будто я неодушевлённый предмет. Когда мы с тобой к ней пришли, она меня и не узнала.

– Месть?

– Не люблю высокомерного отношения.

– Кто вас избил?

– Про это погоди. Как Чукчу убили, Виолетте, по слухам, часть его бизнеса досталась. Только удержать его она не смогла. Бизнес у неё забрали. Сама она изменилась – полюбила деньги и смазливых мальчиков. Когда я увидел тебя, понял, что забрать у неё перстень – дело плёвое. Вот и забрал.

– Потом Виолетта кому-то пожаловалась и вас избили.

– Всё гораздо проще. Там, у неё в кабинете, когда перстень уже был у меня на пальце, я передумал. Я и решил, что такая женщина таки стоит пятидесяти штук баксов. Словом, веришь не веришь, но я тогда ушёл, действительно, чтобы принести ей настоящие деньги.

– Вы, разумеется, пошли за ними в банк.

– Ты правильно понял – конечно, ни в какой банк я не пошёл. Какой нормальный человек свои кровные в банке держит? Мы с Персиком пошли домой. У меня там тайничок имеется. Я туда перстень положил, а пять пачек настоящих денег взял. Персика запер дома, а сам, что называется, на крыльях любви поспешил к Виолетте. По дороге забежал в «Императрицу» столик заказать. И там, как на грех, когда с администратором разговаривал, у меня из кармана случайно выпала одна из пачек. Кто-то это дело усёк. Вышел я на улицу, а возле самого Виолеттиного дома мне будто свет выключили. Ничего не помню, даже удара не почувствовал. И не помню, где три дня провёл. Увидел я свет божий только здесь, в этой палате. Без денег, естественно. Да что деньги! Всего лишь бумага… Плохо, что о любви прекрасной дамы, теперь могу только мечтать. Вот так, такова моя печальная повесть.

Григорий картинно вздохнул, закрыл глаза и сложил на груди руки.

– Подозреваю, вы хотите вернуть перстень, – предположил Лёша.

– Вот тут ты в самую точку попал, – Григорий встрепенулся и сел на койке. – Именно эти благородные помыслы двигали мною, когда я просил капитана тебя сюда доставить. Нет, за то, что ты Персика накормил, тебе, разумеется, отдельное спасибо. Но дело не в нём. Послушай, что скажу.

Заглядывая Лёше в глаза, Григорий стал говорить тихим голосом:

– Лёха, ты, того, не обижайся, что я тебя как бы использовал. Сам понимаешь, афера есть афера – тут не без подставы. Но сделал я это не со зла, а даже как бы любя. Ты парень разумный и внешностью приятный. Я сразу понял, что ты Валь… Виолетте понравишься. Ты ей и понравился. Не понял? Не видел, как она на тебя смотрела? У-у-у, милок, такие женщины не на всех так смотрят. Далеко не на всех! Я ж обещал – убыли для тебя никакой. Зато с красивой женщиной познакомился.

– Вы к чему это?

– Ага, понял – затянул преамбулу. Тогда ближе к телу, как говорил Остап Бендер, ссылаясь на Ги де Мопассана.

Григорий придвинулся к Лёше и постарался придать лицу умоляющее выражение. Из-за подбитого глаза и зашитой губы, он стал похож на вокзального попрошайку.

– Слышь, Лёха, ты, того, помоги мне Валь… Виолетте перстень вернуть.

– В чём проблема? Где она живёт, знаете – придите и отдайте. Я вам зачем?

– Не-е-е! Прийти и отдать – не проблема. Только я думаю отдать так, чтобы у неё обиды не осталось.

– Извинитесь как-нибудь… Подарите большой букет цветов.

– Само собой разумеется! Только такой женщине этого маловато будет. Чего она в тех цветах не видела? Да она из них и так снопы вяжет.

– Что вы задумали?

– А давай я тебя ей подарю?

– Э-э-э… В каком смысле?

– В прямом. Она ж на тебя не в обиде. На меня обижается, ясный вася. А ты-то причём? Ты ж не при делах. Напротив, тоже как бы жертва.

– Розовой ленточкой перевяжете? Или как?

– А что? Это мысль! Только не розовой – голубой. Розовый – девочковый цвет, а голубой – мальчи…

– Сейчас я вам ещё один фонарь засвечу! Девочкового цвета, – пообещал Лёша, в подтверждение замахнувшись кулаком.

Григорий, отпрянув, упал на койку. Лёша решительно встал и зашагал прочь из палаты, бросив через плечо:

– Персика вам кто-нибудь другой покормит.

Григорий догнал Лёшу в конце коридора. Вцепившись в его руку, он быстро заговорил:

– Ну чего кипятишься? Я ж не собираюсь попользоваться тобой втёмную, как тогда.

– Я не туалетная бумага, чтоб мной пользоваться! – воскликнул Лёша, высвободив руку. – Отстаньте! Не хочу иметь с вами ничего общего!

– Да ты выслушай меня, чудило пеньковое! – Григорий и не думал отставать. – Я ж ничего тако-о-ого от тебя не прошу. Там делов-то на пять минут. Придём мы к бабе-я… к Валь… то есть, к Виолетте. Я говорить буду, извиняться, там, и всё такое. А ты просто будь рядом, чтоб она тебя видела. Ничего делать не надо – атмосферу создавай, типа, мужского шарма. И всё! Потом я перстень отдам и уйду. А ты, если хочешь, оставайся.

– Зачем?

– Как зачем? Ну, не знаю… Она тебе нравится – ты ей тоже. Может, чего там у вас случится…

– Сводничество – это какая статья? Напомните, пожалуйста.

– Триста вторая. Причём тут сводничество? Я ж из самых чистых побуждений! А вдруг там у вас не просто так, а любовь случится? Поженитесь, родите кого-нибудь. Девочку, там, или мальчика. Или ещё кого-нибудь.

– Вы как будто бы сами на неё претендовали?

– Каюсь, была мгновенная страсть – ослепила меня неземная красота. Однако наступило горькое прозрение. Сам погляди – куда мне с моими-то данными? А вот ты для неё в самый раз – красавец-мужчина, хоть статую с тебя лепи. Из мрамора, – Григорий опять схватил Лёшину руку и принялся её трясти. – Лёха! Пошли к ней со мной. Прошу как друга. Бесценную услугу окажешь.

– Не бесценную.

– Пятьдесят баксов.

– Двести. И при мне в банкомате получите.

– Ого! Не дурак – соображаешь. Так дальше пойдёт – чего доброго, уважать тебя стану.

 

Глава 7

из которой ясно, что прекрасная дама что-то задумала

– Глашка, ты никак опять беременная? – вздохнула Виолетта. – Кончится моё терпение, я тебя стерилизую.

Кошка неторопливо вылизывалась, лёжа на чёрной ткани, застилавшей письменный стол. Её хозяйка сидела рядом, подперев рукой щеку.

– Хорошо тебе – погуляла, удовольствие получила… А тут… – Виолетта стала чесать кошке подбородок. Та прекратила лизать лапу и замерла, вытянув шею и закрыв глаза. – Глашка, Глашка, не слушай меня, дуру, как же я тебе больно сделаю? Ты ж у меня подруга единственная …

Кошка, мурлыкая, стала тереться головой о хозяйкину руку. Затем легла на бок, вытянувшись во всю свою длину. Виолетта стала чесать ей живот.

– Глаша, а Глаша! Не с кем мне советоваться, хоть ты помоги, – Кошка мурлыкала, кончик её хвоста слегка подрагивал. – Как же мне найти того борова?..

Коротко мурлыкнув, кошка повернулась на другой бок. Её лапка легла на подставку хрустального шара.

– Шутишь, подруга? – рассмеялась Виолетта. – Себе не гадают – беду можно накликать.

Кошка, играя, повернулась на спину, обняла лапками хозяйкину руку и стала покусывать пальцы.

– Глашка, перестань, щекотно! – засмеялась Виолетта, затем, присмотревшись, сказала: – Что у тебя тут за ранка такая?

Она развернула кошку головой к себе и, раздвинув шерсть, принялась рассматривать маленькую ранку на её шее.

– Вроде прокусил кто… Воспалилась, похоже… Заразу занесли. Придётся к дяде ветеринару с тобой идти. Кто это тебя так, а? Рассказывай! Не монстр ли это, которого тот боров с собой привёл?

Кошка зацепила золотую цепочку, висевшую у хозяйки на шее, и потащила её себе в рот.

– Нельзя, Глашенька, нельзя! Проглотишь – дяде ветеринару работы прибавиться, – Виолетта аккуратно отцепила цепочку от кошкиного когтя. – Ему и так лечить тебя неизвестно от чего. Интересно, тому барбосу прививки делали?

Кошка, разыгравшись, снова схватила цепочку и потянула к себе в рот.

– Глашка! Нельзя! – Виолетта легонько шлёпнула кошку по лапке. – Хочешь, чтоб дядя ветеринар тебе животик разрезал? А так он просто ранку тебе обработает и парочку укольчиков поставит. Ну, на случай, если тому бульдогу прививки…

Виолетта вдруг замерла.

– Прививки… Ну конечно! Прививки! – она схватила кошку на руки и поцеловала её в мордочку. – Глафирочка, подруженька моя! Кто мне ещё поможет, как не ты!

– – –

– Не стоит бояться бешенства. Животное ваше привито. А эта ранка… даже на укус не похожа. Наверное, сама себя расцарапала. Вы блох давно травили?

– Да нет у неё блох! Я её и купаю и шерсть каждый день осматриваю. И всё же, Тигран Гургенович, просто для моего спокойствия, как бы узнать привит ли тот пёс?

Виолетта сидела на стуле в кабинете ветеринара, держа на руках Глашу, которая озиралась по сторонам огромными испуганными глазищами.

– Породистый пёс, при владельце… Вряд ли он инфицирован, – пожилой ветеринар пытался успокоить взволнованную посетительницу, украдкой разглядывая её фигуру. – Если вы так боитесь, оставьте кошку у нас в карантине, мы понаблюдаем.

– Ну, уж нет! Глашу я никому не оставлю! – возмутилась Виолетта.

– Ничего страшного – обычное дело. Поживёт у нас недельку. Уход тут хороший. Вы её навещать будете. Я буду рад.

– Нет-нет! Об этом и речи не может быть! Тигран Гургенович, дорогой, ну что вам стоит? Загляните в книгу регистрации. Наверняка, он ваш пациент.

– Поймите, мы не предоставляем такой информации. Украдут какого-нибудь породистого барбоса, не про вас будь сказано, потом будут говорить, что я навёл.

– Да понимаю я вас, Тигран Гургенович. Не говорите мне адрес, он мне не нужен. Просто посмотрите, прививали его или нет.

– Ну не знаю… – хозяин кабинета раздумывал, машинально пощипывая торчащий из носа мех.

– Тигран Гургенович, вы не представляете, как я вам буду признательна, – сказала Виолетта, понизив голос.

– Вай! Ну как отказать таким очаровательным? – вздохнул ветеринар и достал из ящика стола толстую амбарную книгу в потрёпанном переплёте. – Как вы говорите кличка? Персик? Что-то не припомню… Может быть, коллеги обслуживали.

Он принялся листать книгу, слюнявя палец на каждой странице. Виолетта старалась успокоить кошку, почёсывая её под горлышком.

– Персик! Что это за кличка такая… кошачья? Кто мог так английского бульдога назвать? – приговаривал ветеринар. – Наверное, это ласкательное… как Тиграша… Ага, есть какой-то… Но не Персик – Сэр Эдмунд Персиваль Хиллари. Вай как красиво! Английский бульдог, возраст пять лет.

– А прививку? Прививку делали? – оживилась Виолетта.

– Да-да, конечно. Привит полностью. И от бешенства и комбинированную… Стой, стой! Киска ты куда?

Последние слова относились к Глаше, которая, спрыгнув с колен хозяйки, метнулась через открытую дверь в соседнюю комнату – манипуляционную. Виолетта с криком «Глашка, нельзя! Ко мне!» бросилась за ней, но, неловко споткнувшись, упала на колено. Ветеринар тоже устремился было за кошкой, но увидев, упавшую хозяйку, поспешил ей на помощь.

– Не надо, не надо! Я сама. Бегите за Глашкой. Там у вас форточка открыта. Убежит!

Ветеринар, поколебавшись мгновение, рысцой двинулся в манипуляционную. Виолетта, стоя на одном колене, выхватила из сумочки телефон, быстро сфотографировала страницу раскрытой книги и швырнула телефон назад в сумочку. Затем встала на ноги и, прихрамывая, зашла в манипуляционную, где как раз закончилась операция по поимке пациентки.

– Моя ты девочка! Что ж ты непослушная такая, – приговаривала Виолетта, принимая из рук ветеринара беглянку. – А вы герой, Тигран Гургенович! Быстро её поймали.

– Ну что вы! – смущённо сказал ветеринар. – Тренировка. У нас пациенты постоянно убегают. Вай! Вы колено разбили! Дайте я обработаю…

Он нагнулся и протянул руку к краю юбки Виолетты.

– Нет-нет! Спасибо! Ничего страшного. Я сама, – Виолетта спешно отдёрнула юбку. – Спасибо большое, Тигран Гургенович, вы не представляете, как нам помогли!

– Но как же… Надо же обработать… Может быть заражение…

– Спасибо, спасибо! Ничего страшного. Нам с Глашей уже бежать надо, у нас дела. До свидания, Тигран Гургенович. Если б вы знали, как мы вам признательны!

– – –

– Девушка, деньги дай! – сказал цыганёнок, пристально глядя на Леру. – Деньги дай!

В летнее кафе со столиками, стоящими прямо на тротуаре, подруги зашли случайно – Рыжей вдруг захотелось кофе. Когда официантка, записав заказ, ушла, к ним с улицы подбежал цыганский мальчик лет десяти и, глядя на Леру большими серьёзными глазами, стал просить.

– Нет у меня денег, – ответила ему Лера.

– Девушка, деньги дай! – настаивал мальчик. Он выглядел вполне пристойно, был чистым, аккуратно одетым. – Деньги дай!

– Да нет у меня денег! Понимаешь, нет! Студентка я, – попыталась объяснить Лера.

– Студентка, а телефон у тебя дорогой. Деньги дай!

– Мальчик! Какой же ты наглый! Не дам я тебе ничего! Иди отсюда! – прикрикнула Лера.

Цыганёнок постоял ещё немного, спокойно глядя на неё, потом внимательно посмотрел на Рыжую. Молча, повернулся и перебежал на другую сторону улицы, где на тротуаре сидела пожилая цыганка в окружении стайки детишек.

– Фу, как неприятно, – выдохнула Лера. – И чего я упёрлась? Ну дала бы мелочи. Пацан вполне приличный…

– Да не бери в голову, – успокоила её Рыжая. – Лучше сюда посмотри! Киса мороженое ест! И-и-и!  – в восторге пропищала она, показывая пальцем на соседний столик

Лера обернулась, и они обе с изумлением уставились на Глашу, которая, сидя на коленях у Виолетты и чинно положив передние лапки на столик, невозмутимо ела мороженое прямо из вазочки хозяйки.

– Как негигиенично! – заявила, проходя мимо, пожилая дама в соломенной шляпе и с ярким макияжем на лице. – Из одной тарелки с кошкой!

– А что такого? – удивилась Рыжая. – Киса какая прикольная!

Дама сочла своим долгом прервать моцион, дабы произнести наставление молодой поросли.

– Во-первых, это негигиенично, – повторила она назидательно, воздев к небу ястребиный нос с волосатой бородавкой на самом кончике. – Во-вторых, чтобы вы знали, существуют приличия! У животного должно быть своё место. Каждый должен знать своё место. Во всём должен быть порядок.

– Как в концлагере? – спросила Лера, поставив чашку.

Дама, поперхнувшись, замолкла, лихорадочно подыскивая ответ. Лера, прищурившись, изучала её, готовясь к битве. Рыжая с умильным выражением лица наблюдала за Глашей.

Глаша, доев мороженное со своего края вазочки, вопросительно посмотрела на Виолетту. Та ложечкой пододвинула ей вишенку. Кошка принюхалась и стала осторожно облизывать ягоду.

– А что вы тут делаете? Вы – студентки! Вы сейчас должны быть на занятиях! – перешла в наступление дама. – Куда смотрят родители! Приличные девушки не ведут себя, словно они в доме терпимости!

– Откуда вы знаете, как там себя ведут? Вы там были? – невинно поинтересовалась Лера.

– Пытаетесь вывести меня из себя? Зря стараетесь! – с достоинством воскликнула дама, расправив плечи и выпрямившись во весь свой гренадёрский рост. – Я хорошо знаю таких, как вы! У меня огромный педагогический опыт! Тридцать пять лет! Я умею работать с молодёжью! Я хорошо знаю молодёжь! Я… Я сама была молодой!

– Не надо обманывать, мадам, – тихо сказала Виолетта и, успокаивая, чмокнула Глашу, которая зашипела, глядя на даму. – Вы никогда не были молодой. Вы так и родились – с бородавкой на носу и в этой шляпе.

– Да как ты сме... Хамка! Мерзавка! С кошкой она целуется! Животное! – верещала дама, потрясая сумочкой.

Неосторожным движением она задела свою шляпу и та слетела с головы вместе с шиньоном, открыв для обозрения покрытый редкими волосёнками череп. Проявив завидную ловкость, дама поймала на лету шляпу, кое-как водрузила её на место и, бормоча проклятия, устремилась прочь.

– Фу! Я думала, она никогда не уйдёт! – выдохнула Лера. – Это у неё маразм да?

– Она старый человек, – сказала Виолетта, почёсывая животик Глаше, которая, прижав уши, смотрела вслед даме. – Целый день одна. Не с кем поговорить. Вот и нарывается на скандалы. Для неё это единственное развлечение.

– Что за удовольствие ругаться? – удивилась Рыжая. – Я так не умею. Я бы, вообще, всех людей расцеловала.

– Каждому своё… – заметила Виолетта.

– Один мой знакомый говорит, что после климакса надо сразу на тот свет, – сказала Лера.

– Твой парень? – спросила Виолетта.

– Нет, учится у нас… – ответила Лера.

– Что за умник? – удивилась Рыжая.

– Емец, – коротко пояснила Лера.

– А-а-а! Этот такой, – согласилась Рыжая.

– Да-да, может, он и прав… – задумчиво сказала Виолетта. – Пусть вспомнит об этом лет через двадцать пять.

На другой стороне улицы появилась ещё одна цыганская семья. Подошедшие были встречены бурными восторгами.

– Вы, случайно не из наших, не психолог? – спросила Рыжая, оторвав взгляд от умывающейся Глаши.

– Почему ты так решила?

– Ну… вы всё понимаете… и бабку эту отшили в момент.

– Жизнь всякому научит.

– Не знаю, как кто, а я рада, что на психологию поступила. Папу не послушалась… Иди, говорит, на биофак, потом будешь у меня на фирме работать. А я не хочу собачьим кормом торговать, да каплями от блох.

– Что ж в психологии хорошего?

– Интересно… Преподы прикольные, занятия там всякие, опросы, эксперименты.

– Мальчики у вас интересные? – невинно поинтересовалась Виолетта.

– Есть экземпляры… – загадочно улыбнулась Рыжая.

– Кого имеешь в виду? – спросила Лера.

– Мало ли! Маклауд, например, – секунду подумав, сказала Рыжая.

– Ха! Маклауд! – иронически воскликнула Лера. – Знаешь, как его ещё зовут? Капсюль-дефлоратор.

– Врут!

– Говорят, он половину нашей общаги обслужил.

– Да враньё!

– За что купил, за то продал, – пожала плечами Лера

– Почему его Маклаудом зовут? – спросила Виолетта. Она поглаживала кошку, которая свернулась клубочком у неё на коленях.

– Он, типа, бессмертный, в смысле, учиться долго, уже лет десять, наверное. Никто не помнит, когда он поступил, – сказала Лера. – Его отчисляют, он восстанавливается. Платит кому-то в ректорате. Да и, вообще, за всё платит. Рефераты, там, курсовые – всё покупает.

– Богатый папа? – поинтересовалась Виолетта.

– Да, вроде, нет. Сам деньги находит. То ли наркотой торгует, то ли машины угоняет…

– Все равно он клёвый, – настаивала на своём Рыжая.

– Дешёвка он. Кто клёвый, так это наш Лёха Колосов. Но он… – Лера с сожалением щёлкнула языком.

– Что он? – Виолетта насторожилась. – Голубой?

– Не голубой, – сказала Рыжая. – Он, того, короче, книжки читает.

– Ботан? – спросила Виолетта.

– Нет, совсем не ботан. Он в регби играет за факультет.

– Я когда-то была у вас на игре. Это такой блондинчик, метр с кепкой ростом.

– Не-е-е! Лёша высокий, брюнет с голубыми глазами, – вмешалась Лера.

– И девушек у него много, – предположила Виолетта.

– В порочащих его связях замечен не был, – уверила Лера.

– Импотент?

– Просто… ну как это сказать… сильно умный. Ему обычную девушку не надо – прынцессу подавай.

– Возле него Настька Плясунова вертится, – искоса глянув на подругу, сказала Рыжая.

– А возле кого она не вертится? – недобро ухмыльнулась Лера.

– Лёша парень, конечно, интересный, но стрёмный, – сказала Рыжая, – Никогда не знаешь, что у него на уме. Смотрит тебе в глаза, а о чём думает… Уж лучше мой Ванька – простой рабочий пацан.

Подруги замолчали, думая о своём.

Из цыганской гурьбы выбрался мальчик, года на два младше того, что просил денег. Перебежав улицу почти под самыми колёсами машин, он остановился у столика, за которым сидели подруги.

– Слышь, длинная! – сказал он Лере. – Там мальчик просил тебе передать, что ты овца!

– – –

– Девушка, какая у вас кошечка красивая!

– Спасибо.

– А как её зовут?

– Глаша.

– Классное имя! А почему она шипит?

– Меня защищает.

– От меня?

– От вас. Не любит, когда незнакомые со мной заговаривают.

– Жесть! Не кошка, а бультерьер.

– Есть немного.

– А вас как зовут?

– Виолетта.

– А меня Димон. Вы мне сразу понравились.

– Вы же про меня ничего не знаете.

– А можно я о вас что-нибудь узнаю?

– Попытайтесь.

– Что бы у вас такое спросить?.. Вот, например, откуда вы идёте?

– От ветеринара.

– Сколько я о вас узнал! Вы заботитесь о своей кошке.

– Болячки нельзя запускать. Только появилась – сразу к врачу.

– О ком вы ещё заботитесь?

– Главным образом, о себе. Спросите ещё что-нибудь.

– Откуда вы идёте, я знаю. Если не секрет, куда вы идёте?

– Не секрет. К венерологу.

– Я совсем забыл! У меня же мама больна! Надо ей кефира купить.

– Куда же вы? Молодой человек! Дима! Давайте ещё поговорим! Познакомимся поближе, ко мне поедем!.. Глашка, ты видала? Что за люди, эти мужики? Ведутся на любое враньё. А как правду скажешь…

Через пять минут Виолетта с Глашей входили в подъезд элитного дома. Дверь квартиры номер шесть открыла сама хозяйка, одетая в махровый халат и тапочки. На её лице читались следы недавней душевной драмы.

– Ой, Валька! Сколько лет!..

– Верунька! Верунечка!

После жарких объятий давние подруги прошли в квартиру и расположились на диване, обитом снежно-белой кожей.

– Валька, какая у тебя кошка красивая! Породистая?

– Азиатский табби.

– Ух ты! Дорогая, наверное?

– Не поверишь, на улице нашла. Какой-то дурак выкинул.

– Да, мужики, они такие… красивого не ценят...

– Верунька, ты чего? Только не реви.

– Угу, не буду. Отревелась уже…

– Я его знаю?

– Нет, откуда…

– И кто кого?

– Я. Выгнала…

– Это какой по счёту?

– Я со счёта сбилась ещё, когда студенткой была.

– Смелая ты женщина. В нашем возрасте мужиками не сильно перебирают.

– В нашем возрасте хочется, чтоб любили. А этот любил только есть, да испражняться. Причём одновременно – ел, сидя на унитазе.

– Унитаз у тебя в столовой?

– В туалете.

– Так в чём проблема?

– Ой, Валька…

Далее последовала продолжительная слезливая сцена, в которой, в итоге, приняли участие обе подруги. Кошка, недолго понаблюдав за ними, отправилась обследовать незнакомое помещение.

Восстанавливать душевное равновесие было решено с помощью чая и Киевского торта.

– Где ты нашла это твоё сокровище? – спросила Виолетта, размешивая ложечкой сахар.

– Бывшее моё, слава Богу. Не спрашивай. Смеяться будешь, – Вера впервые улыбнулась.

– Неужели на работе?

Вера, молча, кивнула.

– Э-э-э… твой пациент?

Вера кивнула ещё раз.

– Не думала, что венерологи работу на дом берут.

– У нас, что называется, товар лицом. И не только лицом.

– Берёшь счастье в руки в буквальном смысле.

– Вылечишь это счастье и пользуйся. И владелец его никуда не денется – про него ж всё известно.

– Ну, ты даёшь, Верка! Знала я, что ты оторва, но не думала, что настолько.

Вера загадочно улыбнулась.

– Большой?.. – спросила Виолетта, понизив голос.

Вера жестами показала размеры.

– Впечатляет! – восхищённо заметила Виолетта. – И как?

– Сначала было супер. А потом… Представь, у человека есть скрипка Страдивари, а он на ней только собачий вальс играет.

– Понимаю…

– Да ну его! Отстрадаю – другого найду. Есть из чего выбрать, – сказала Вера и отправила в рот кусочек торта. – Ну а ты-то как? Есть какие-то изменения в судьбе?

– Судьба она потому и судьба, что изменить невозможно, – задумчиво сказала Виолетта, поставив чашку. – Слушай, Верунечка… как стать твоим пациентом?

– Зуд? Выделения? Приходи завтра на приём, я тебя в кресле посмотрю.

– Да нет, я в порядке. Я не о себе. Можно ли сделать так, чтобы один человек стал твоим пациентом? Не конкретно твоим – вашего диспансера.

– Если ведёт беспорядочную половую жизнь, рано или поздно станет.

– Не думаю, что человек ведёт беспорядочную жизнь. Если она у него, вообще, есть. Просто было бы неплохо, чтоб он попал в вашу базу данных.

– Понимаю. Ты мстишь и, мстя твоя страшна. За что?

– Да так… по бизнесу… Тебе оно не надо.

– Ну да – не надо! Знаешь, во что мне это выльется? Там в базе написано, и от чего пациент лечился, и, главное, у кого лечился.

– А ты сделай так, чтоб он там только на пару дней появился. Вдруг появился, а потом раз и нет его.

– Не знаю, как это сделать.

– А ты подумай.

– Ты же знаешь, я думать не мастер. У меня всего одна извилина.

– Да. Ты как раз на ней сидишь.

– Ах ты, стервоза!

Глаша, которая вернулась из кухни, подозрительно при этом облизываясь, попала в разгар боя диванными подушками. Не дожидаясь результатов баталии, она вскочила на стол и приступила к остаткам торта. Когда, наконец, восторжествовала нежная женская дружба, кошка грузно спрыгнула на диван рядом с хозяйкой и, бросив на неё осоловелый взгляд, принялась вылизываться.

– Твоя затея может дорого стоить, – сказала, отдышавшись, Вера.

– Мужа тебе нагадаю... – прищурившись, сказала Виолетта.

– Да ну тебя!

– Я не шучу.

– Ну ладно. Сочтёмся как-нибудь, подруга. Давай его паспортные данные.

– Есть только фамилия и место жительства.

– Не густо. Да ничего, пробью по милицейской базе. У меня один милиционер лечится.

– Познакомь.

– Хламидиоз.

– Хламидиоз не триппер.

– Это у него третий заход за два года. В первые два был именно триппер.

– Ну и что? Он мне для дела. А будет нарываться – я ему четвёртый заход организую. Только в другую больничку.

 

Глава 8

в которой Лёша неожиданно оказывается в сложном положении

За дверью восемнадцатой квартиры раздавался отчаянный скулёж.

– Да погоди ты, сейчас, сейчас… – приговаривал Григорий, открывая замок.

Едва дверь приоткрылась, в неё протиснулся Персик и с радостными воплями принялся, насколько позволяла бульдожья комплекция, подпрыгивать у ног хозяина.

– Ну, здравствуй, чмо ненаглядное! – сказал Григорий и присел на корточки.

Его счастливое лицо было вылизано тщательно и с упоением. Излив эмоции, Персик ринулся вниз по лестнице. Григорий поспешил следом, бросив через плечо:

– Лёха! Подожди в квартире, мы скоро вернёмся.

Квартира была двухкомнатной хрущёвкой. Обстановку комнаты, в которой Лёша решил подождать хозяина, составляли огромный во всю стену книжный шкаф, письменный стол, два стула, да продавленный диван. Пол был застлан потёртым закарпатским ковром.

Шкаф был до отказа наполнен книгами. Верхнюю полку занимали все восемьдесят шесть томов оригинального издания Брокгауза и Ефрона. Ниже стояли полные собрания сочинений Толстого, Достоевского, Тургенева, Шолом Алейхема. Ещё ниже располагались тридцать томов легендарной «Библиотеки современной фантастики» и множество книг в жанре Science Fiction. Всё остальное пространство шкафа было заполнено философскими трудами, почётное место среди которых занимала коллекция изданий «Капитала» на разных языках. Было здесь и любимое Лёшей «Введение в практическую психологию». Судя по толстому слою пыли на дверцах шкафа, эти сокровища человеческой мысли уже многие годы хозяина не интересовали.

Другое дело компьютер. Он был одной из последних моделей, оснащён всеми необходимыми аксессуарами и содержался в идеальном состоянии. Рядом была стойка с дисками, в основном, с музыкой, в большинстве, с классической.

– Ты, оболдуй фиолетовый! Ты что старухам во дворе наплёл? – заявил Григорий, вернувшись с прогулки и насыпав Персику корм.

– Да ничего такого, – удивился Лёша.

– Они всем рассказывают, что пришёл какой-то уголовщик, порубал Гришку топором на кусочки и скормил Персику – силой есть заставил! Псина три дня скулила от ужаса, а потом перестала – не иначе как сдохла. И прикинь, им жалко собаку, а на Гришку нассать с верхней полки!

– Да пристали с расспросами…

– Им положено – они на страже. Только думать надо, что говоришь. Бабушки они, как девушки – ума нет, одна фантазия – любое слово истолкуют, как им нравится.

– Полагаю, вреда никакого не случилось.

– За исключением того, что я теперь почётный покойник двора, причём, оживший. Теперь мною пугают детей, которые плохо кушают. Я на эскулапов грешил, думал, вкололи мне что-то, от чего два дня икалось. А оно нет – то старухи Персику соболезновали.

– Мы к Виолетте собирались, – напомнил Лёша.

– Да помню я! Погоди, дай душ приму, а то от меня больницей прёт за версту. Ты, если хочешь, комп включи, в интернете погуляй.

Компьютер Григория Лёшу удивил. Его винчестер был идеально вычищен. Кроме системы, «Офиса», мощнейшего антивируса и интернет-браузера там ничего не было. Лёша проверил свою почту, заглянул в «Твиттер».

В комнату зашёл Персик, повалился на пол и стал кататься по ковру, сопя и похрюкивая от наслаждения. Затем он критически осмотрел Лёшу, подошёл и внимательно обнюхал его руку. Произнеся короткое «хрюв», чтобы напомнить гостю, что он таки гость и должен держаться в рамках, он сел и принялся лениво чесаться.

– А вот и я! – сообщил Григорий, появившись в двери.

Его было не узнать. Если бы не следы побоев на лице, можно было подумать, что это успешный торговец овощами, который собрался совершить променад по набережной Ниццы. На нём был светло-коричневый костюм, ослепительно-белая рубашка, красный с искрой галстук. Обут он был в жёлтые туфли из мягкой кожи, на голове – широкополая шляпа-борсалино.

– Как я выгляжу? – спросил он, выдержав эффектную паузу.

– Не хило, – констатировал Лёша.

– Хрюв! – сказал Персик, замерев с задней лапой возле уха.

– В переводе на цивильный язык, это означает, что я неотразим. Не надо, не надо, ничего не говорите – сам знаю, ясный вася.

Он сунул руку за шкаф и выудил оттуда потёртую резную трость с головой собаки на рукояти.

– За неимением своего транспорта, я осмелился вызвать такси, – сообщил он. – Машина скоро прибудет. А потому, выключай комп и поехали к бабе-я…, в смысле, к прекрасной даме.

– Я готов, – сказал Лёша, выключая компьютер.

– Вот и отлично. Давай его сюда, – сказал Григорий и протянул руку.

– Кого? – удивлённо спросил Лёща.

– Не кого, а что, грамотей. Перстень давай.

– Какой перстень?.. В смысле… Так он же у вас!

– Поприкалывался и хватит, – сказал Григорий с нетерпением. – Давай его сюда.

– Нет у меня никакого перстня. Он у вас! – на Лёшином лице было искреннее удивление. – Вы же сами сказали, он здесь, в квартире, в каком-то тайнике.

– В квартире! В тайнике! – передразнил его Григорий. – Нет его там! Тайник пустой! Перстень гони!

– Да не брал я его! Вот смотрите! Где он у меня? – воскликнул Лёша и, подняв руки, встал со стула.

Григорий, положив трость на диван, шагнул вперёд и ощупал Лёшу, как в милиции на обыске.

– Ну что? Убедились? – спросил Лёша.

– Ты его где-то спрятал, – сказал Григорий уверенно. – Идём туда, и ты его достанешь.

– Я не брал!!! – крикнул Лёша.

– А кто взял?! Больше некому! – в тон ему ответил Григорий. – Ты приходил Персика кормить! Кроме тебя здесь никого не было!!!

Наступила немая сцена. Григорий ждал пояснений. Лёша молчал, соображая, что сказать. Персик прекратил чесаться и сидел, переводя взгляд с одного на другого.

– Я был в квартире, но я только покормил Персика на кухне. В комнаты я не заходил, – как мог спокойно сказал Лёша. – Я не брал перстня.

– Говорить ты можешь что угодно. Слова ничего не стоят, – сказал Григорий, снял свою шляпу и аккуратно положил её на диван рядом с тростью. – До того, как ты здесь побывал, перстень лежал на месте.

– Почему именно я? Разве кроме меня сюда никто не мог войти?

– Следов взлома на двери нет, значит, открывали её ключом. Ключ есть только у меня. Давал я его только одному человеку, то есть тебе.

– Её могли открыть отмычкой!

– Ты сразу замок открыл? Нет, не сразу – повозиться пришлось. Знаешь почему? Потому что ключ особенный и замок с секретом. Открыть его может только тот, кто имеет ключ или знает секрет. А не знает его никто, ни одна живая душа. Потому как этот секрет я сам ставил в замок вот этими своими мозолистыми руками. Так что отмычка тут поможет, как молитва при поносе. Если ключа нет, дверь надо ломать.

– Хорошо. Допустим, я захотел украсть перстень…

– Уже теплее!

– Только допустим. Откуда я узнал, где он лежит? Как я тайник нашёл?

– Не знаю. Ты мне скажи. Может, тебе повезло, может ты уникум какой, сквозь стены видишь. О! А может, тебе Виолетта подсобила? Нагадала, там, чего, тайник мой увидела в своём шаре… А может, вы тут с ней вдвоём побывали?

– У вас больное воображение.

– Воображение у меня что надо! Здоровое. Здоровенное!

– Но… – Лёша махнул рукой и сел на стул.

Григорий аккуратно, подвинув трость и шляпу, присел на диван.

– Студент, кража – это тупо, – сказал он. – Сделать так, чтобы клиент сам тебе отдал, что ты хочешь, это высший пилотаж. Аферистов уважают даже сами потерпевшие. И слуги закона их искать не любят. Но украсть! Это… это… ну это не интеллигентно.

– Я ничего не крал.

– Видать, я в тебе ошибся. Я-то думал: вот интеллигентный мальчик, неглупый, с большим потенциалом. Чуток наивный, но это возрастное – пройдёт. Но в целом нормальный пацан, когда-нибудь с ним дела делать будем. А он оказался вором. Самым заурядным воришкой, шпаной, мазуриком.

– Почему вы меня не слушаете?! Я ничего не крал! – крикнул Лёша.

От его крика Персик вскочил и залаял.

– Чего горло дерёшь? Собаку испугал, – сказал Григорий, успокаивая пса. – Ты не крал? Тогда куда перстень делся? Как ты это объяснишь?

– Не знаю. Нет у меня объяснения, – Лёша сел на стул и обхватил голову руками.

Наступило долгое молчание. Персик запрыгнул на диван и разлёгся, задрав все четыре лапы. Григорий стал чесать ему живот.

–Весё-о-о-олая карусель получается. Что делать будем? – спросил Григорий. – А? Студент? Чего молчишь?

– Не знаю, – буркнул Лёша, не подымая головы. – Делайте, что хотите, только я перстень не брал.

– Делайте, что хотите? А ты знаешь, что я могу с тобой сделать? – сказал Григорий многозначительно. – Только это не выход. Не губить же твою молодую жизнь из-за какой-то цацки. Ты меня слышишь, студент? Ты не хоббит, я не Саурон. Отдай перстень. Мир от этого не погибнет.

– Я не вор, и перстня у меня нет.

– Ну-ка в глаза мне посмотри.

Лёша поднял голову и стал смотреть Григорию в глаза. Тот долго его изучал. Потом сказал, обращаясь к псу, которому продолжал чесать живот:

– Смотри, какие честные глаза! Что скажешь, дружбан?

Персик ничего не сказал. Он сопел и тихонько похрюкивал от удовольствия.

– Так вот тебе мой вердикт, – сказал Григорий Лёше. – Ты уж извини, студент, ты мне нравишься… но я тебе не верю. Как ни крути, по всему выходит, перстень взял ты. А честных глаз я за свою жизнь повидал знаешь сколько! Так что, сроку тебе – трое суток. Не вернёшь перстень – не обижайся. Хоть на Юпитер улети, я тебя и там найду, Лёша Колосов!

– – –

Логично было предположить, что после разговора с Григорием у Лёши появится желание очутиться на какой-нибудь отдалённой планете – или на Юпитере, или дальше. Но нет – Лёша не любил путешествовать. Вместо этого он, как советовала мудрая Света, с головой погрузился в учебный процесс.

По прошествии оговорённых трёх суток дверь Лёшиной комнаты в общежитии распахнулась, и на пороге появился не кто иной как капитан Мороз в сопровождении двоих милиционеров, коменданта общежития и вахтёрши.

– Колосов Алексей Геннадиевич? – спросил капитан, глянув в свой ежедневник. – А, ну да, вижу, что это вы. Встречались уже.

– Чем могу?.. – промямлил Лёша.

– Одевайтесь, Колосов, – сказал капитан, устало опустившись на стул.

– Ай-ай-ай, Лёша! А такой интеллигентный мальчик! – сказала комендант Лидия Петровна.

– Волк в овечьей шкуре ваш интеллигентный мальчик, – хмуро сообщил Мороз.

– В чём меня обвиняют? – срывающимся голосом спросил Лёша, натягивая джинсы.

– Он ещё и спрашивает! – воскликнул Мороз, хлопнув себя ладонью по колену.

– А чего он натворил такого? – робко поинтересовалась Лидия Петровна.

– О-о-о! Он… натворил… – сказал Мороз, вытирая пот со лба. – Документы дай мне свои, Колосов. Паспорт, там, студенческий, что там у тебя ещё есть.

– В чём меня обвиняют? Скажите! Я ничего не делал! – вдруг стал кричать Лёша фальцетом.

– О! Кажется, сопротивление сотрудникам органов! – обрадовался Мороз. – Ну-ка, хлопцы, упакуйте клиента!

«Хлопцам» дважды приказывать не пришлось. Брыкающийся Лёша был умело уложен на пол, на его руки были надеты наручники.

– Колосов, у меня есть постановление об обыске, – сообщил Мороз, выложив на стол какую-то бумажку. – Предлагаю не усугублять свою вину и добровольно сдать вами украденное.

– Я ничего не крал! – возражал Лёша, извиваясь на полу. – Ничего и ни у кого!

– Колосов, ты прекрасно знаешь, что и у кого ты украл. Верни это, и отделаешься лёгким испугом. Мы просто уйдём отсюда, а дело замнём.

– Я ничего не крал!

– Товарищ не понимает… Ну ладно… Граждане, будете понятыми, – сказал Мороз, обращаясь к коменданту и вахтёрше, которые переминались у двери. Те растеряно кивнули. – А я приступаю к обыску.

Он уверено подошёл к платяному шкафу, открыл дверцы и, почти полностью забравшись внутрь, стал выбрасывать оттуда вещи. Лёша затих, поняв своё бессилие. Милиционеры не принимали участия в обыске, стояли рядом, многозначительно переглядываясь. Понятые перешёптывались у двери.

– Ну вот! – торжествующе воскликнул Мороз, вылезая из шкафа. – Это что такое?

Он шагнул к Лёше и, нагнувшись, поднёс к его лицу полиэтиленовый пакет с компьютерной мышью.

– Что это такое? – повторил он вопрос.

– Мышь, – сказал Лёша.

Мороз сделал знак, и его спутники, взяв Лёшу под руки, усадили его на стул.

– Не дебил – вижу, что мышь, – сказал Мороз. – Где ты её взял?

– Она не моя, – ответил Лёша.

– Конечно, не твоя! – ухмыльнулся Мороз. – Ты её украл.

При этих словах комендант с вахтёршей в один голос охнули.

– Да! Ты её украл, – повторил Мороз. – У твоего дяди. Вместе со всем его компьютером. Спорим, на этой мышке есть твои пальчики?

– Я не крал её! Вы мне её только что подсунули!

– А это уже клевета в адрес сотрудников правоохранительных органов, находящихся при исполнении. Этот вещдок нашли в твоём шкафу. При понятых. Сейчас составим протокол, а они его подпишут. Правда, вы подпишите? – спросил он у понятых. Те испуганно закивали головами.

– Где остальное? – продолжил допрашивать Мороз. – Системный блок где? Григорий Ильич говорит, что там много ценной информации.

– Да врёт он! Нет там ничего! Пустой винчес!.. – воскликнул Лёша и осёкся.

– Ну, вот ты и попался, – удовлетворённо констатировал Мороз.

– Я не то хотел сказать! Я сидел за этим компом, когда был у него…

– Да-да! Григорий Ильич так и написал в своём заявлении. Был, мол, у меня в гостях, на следующий день в моё отсутствие пропал компьютер.

– Да как я мот проникнуть в его квартиру? У него собака и замок с секретом! – не сдержался Лёша.

– О-о-о! Ты даже знаешь, какой у него замок! – снова обрадовался Мороз. – Хлопцы, пакуйте его, и поехали в райотдел. Знаешь, Колосов, что означает «райотдел»? Райский отдел милиции. У нас там хорошо. Ты там всё расскажешь.

– – –

На давно немытом окне кабинета была сваренная из арматурных прутьев некрашеная решётка; в углу стоял древний, ещё довоенный сейф; у окна – письменный стол, за которым сидел сам хозяин кабинета; у стен – стулья, на которых, напротив, друг друга сидели Лёша и Григорий. У двери, поигрывая дубинкой, стоял милиционер из тех двоих, что Лёшу арестовывали.

– Так, начнём… – сказал капитан Мороз. – Проводится очная ставка между Колосовым Алексеем Геннадиевичем, обвиняя… подозреваемым в краже компьютера Фукса Григория Ильича, и потерпевшим, собственно, Фуксом Григорием Ильичом.

– Я ничего у вас не крал, – сказал Лёша, глядя Григорию в глаза.

– Колосов, я вам слова не давал, – поспешил вмешаться Мороз.

– Да ничего, пусть говорит, – попытался успокоить его Григорий. – Язык без костей.

Он сидел, широко расставив ноги, опираясь обеими руками на трость с головой собаки. Его шляпа лежала на соседнем стуле.

 – Давайте всё-таки по правилам, – возразил Мороз. – Итак. Гражданин Фукс, знаком ли вам этот гражданин, который находится здесь перед вами?

– Да. Это Лёха Колосов, мой племянник, – уверенно сказал Григорий.

– Гражданин Колосов, знаете ли вы гражда… – попытался задать следующий вопрос Мороз.

– Знаю. Это Григорий Фукс, – поспешил ответить Лёша.

– Ты, студент, начальника-то не перебивай, – посоветовал Григорий. – Не то он тебе чего-нибудь перебьёт. При помощи вот этого молодого человека.

– Вы, Григорий, беспринципный тип, – сообщил Лёша.

– Отнюдь, юноша, – спокойно ответил ему Григорий. – У меня принципов вагон и маленькая тележка. Как ни странно, я их свято соблюдаю. Например, я не ворую.

– Граждане! Граждане! Вы о чём это? – вмешался Мороз. – Давайте вернёмся к предмету очной ставки.

– О нём самом мы и говорим, – пояснил Григорий.

– Чего-то я не понимаю. Что там у вас за принципы? – спросил Мороз.

– Неважно. Это у нас семейное, – ответил Григорий.

– Так, хорошо, – неуверенно сказал Мороз и продолжил: – Гражданин Фукс, когда в последний раз вы видели гражданина Колосова?

– Вы подлец, – стоял на своём Лёша.

– Не получится из тебя психолог, Лёха. Ничего в людях не понимаешь, – в ответ сказал Григорий. – Меня оскорблениями не возьмёшь – я профессионал.

– Граждане! Давайте… – Мороз сделал очередную попытку вернуть дискуссию в первоначальное русло.

– Знаешь, что такое профессионал в моём случае? – продолжал Григорий. – Я создал ситуацию, в которой ты, считающий себя психологом, можешь действовать только определённым образом – только так, как надо мне и никак по-другому. Я построил ловушку, в которую ты спокойно вошёл. А выход только один. Ты знаешь какой. Ты же не хочешь проваляться на шконке лет пять?

– Вы практик, я теоретик, – глянув на него исподлобья, тихо сказал Лёша.

– Ай! Только не надо дискуссий, кто лучше теоретики или практики, мальчики или девочки!

– Вы очень самоуверенны…

– Я не самоуверен. Я уверен в себе. Отдай то, что взял, и покончим с этим.

– Даже, если захочу, не смогу, – опустив глаза, сказал Лёша.

Капитан Мороз только переводил глаза с одного на другого, пытаясь понять происходящее.

– Понятно. Продать успел, – ухмыльнулся Григорий. – Дурак ты, Лёха! Кому продал-то?

– Куда ворованный компьютер отнёс? На радиорынок? – вставил своё Мороз.

– Эх, Лёха, Лёха… – вздохнул Григорий. – Теперь понимаешь, что мне есть смысл тебя наказать?

– Суд его накажет, – пообещал Мороз.

Наступило молчание. Лёша сидел, потупившись. Григорий выдерживал паузу, глядя на него с сочувствием. Капитан Мороз смотрел в бланк протокола, соображая, что туда писать.

– Лёха, а Лёха, – проникновенным голосом сказал Григорий. – Компенсируй мне потерю. На том и разойдёмся. Деньги-то у тебя есть теперь, ясный вася.

– Нету… – чуть слышно пробормотал Лёша, не подымая головы.

– Во даёт! Денег у него нет! – всплеснул руками Григорий, чуть не выронив трость.

Капитан Мороз оторвал взгляд от протокола и рассеяно глянул на Григория.

– Ну ладно. Я не гордый. Денег нет и не надо. Возьму предмет равной стоимости, – сказал Григорий.

Лёша молчал. Капитан Мороз посмотрел на него с интересом.

– Лёха! Самое дорогое это свобода, – продолжал увещевать его Григорий. – Давай с тобой рассчитаемся, и ты вернёшься в свою жизнь.

Лёша продолжал молчать, глядя в пол.

– Я заберу заявление, – продолжал Григорий. – А капитан дело закроет, как и не было его. Он хороший человек. Правда, товарищ капитан?

– Договоримся, – многозначительно произнёс Мороз.

– Лёха, соглашайся, – Григорий надел шляпу и встал со стула. – Тридцать секунд тебе подумать. Сейчас уйду и больше разговаривать не будем. Через месяц – ты на зоне, и всё, закончилась твоя счастливая жизнь. Понимаю, тебе трудно – сам был молодым и глупым. Просто кивни.

Лёша кивнул.

– – –

– Здравствуйте, тётя Света!

– Какая я тебе тётя? Тоже мне племянничек нашёлся!

– Тогда здравствуйте, просто Света!

– Здорово! Ты откуда такой весёлый?

– Из тюрьмы.

– Из какой такой тюрьмы?

– Из следственного изолятора.

– Ой!.. Как же?.. Из-за Гришки, небось?

– Ага, из-за него.

– Говорила я тебе!.. А чего весёлый такой? Рассказывай!

– У вас такие вкусные пельмени…

– Ну да, я сейчас… Ты садись иди. Ты, может, того, пятьдесят грамм?

– Лучше пива.

Пока Лёша ел пельмени, Света, сидя напротив, от нетерпения барабанила пальцами по столу.

Потом Лёша ей всё рассказал. И как у Григория побывал, и как в тюрьму попал, и как из неё вышел. Пока он рассказывал, Света сидела, как на иголках. Толком недослушав, она не сдержалась:

– Я ж тебе говорила: учись себе, а с Гришкой не связывайся. Ты думаешь, раз он на вахлака подзаборного, алконавта похож, так он такой и есть? Это образ у него такой, имидж, как сейчас говорят. Он его, как костюм надевает, когда ему надо. А потом, как костюм снимает. Если задумает что другое, он другой костюм наденет, и перед тобой будет совсем другой человек.

– Много у него таких костюмов?

– Столько, сколько ему надо. Он всегда в каком-то ходит, себя настоящего не показывает. Кое-что расскажу о нём, чтоб ты знал. Может, ты слышал, был у нас такой авторитет, Чукчей звали?

– Слыхал.

– Гришка при том Чукче вроде как шестёркой состоял, вроде как на побегушках. Только то про людской глаз. Чукча, он кто? Боксёр. Ему на ринге последние мозги поотшибали. А Гришка – голова! Он-то всю их империю построил и ею управлял. А когда новые пришли, ну ты знаешь, которые сейчас в правительстве, то стали всё под себя подгребать, Чукча не понял, кто перед ним. Он представлял себя на ринге, что он вечный чемпион. Только с ним и разговаривать не стали – застрелили, как собаку. А Гришка сразу всё понял. И всё сдал. Люди шептались, что он и самого Чукчу сдал. За ненадобностью. За то, что у того быдла в шестёрках ходил. Ну, понял?

– Понял.

– Ничего ты не понял… Чего он с тобой врзился, не знаю. Ты ж дурак дураком… Может, скучно ему было? Играл с тобой, соплеедом, как кошак с мышонком. А как надоел – прихлопнул в момент. Как Чукчу.

– Не прихлопнул.

– Ну да, не прихлопнул! Ты на что надеялся? Перстень у него отобрать? Отобрал? Нет. Вместо этого он у тебя твою машину отобрал.

– Не мою.

– Не твою?.. А чью тогда?

– Сына городского головы. Её для меня Маклауд угнал, мой сосед по комнате. За то, что я ему диплом напишу.

– А-а-а… а Гришка про то не знал?

– Он решил, что это машина Виолетты и что у меня с ней роман. Он, вообще, не меня хотел наказать – её.

– Ну и как теперь?..

– Григорий доехал в ней до первого же поста ГАИ. Сейчас он в следственном изоляторе.

– Так он на тебя покажет, что ты её ему всучил.

– Пусть говорит. Его слово против моего. Доказательств нет никаких. Я в ней всего раз проехался с… мы с ней учимся вместе. Я потом все отпечатки стёр. А когда Маклауд её угонял, я на занятиях был, меня все видели.

– А тот милиционер? Который тебя арестовал. Ты ж при нём согласился Гришке перстень компенсировать.

– Не было никакого ареста. Григорий заплатил Морозу, чтоб он мне мышь от его компьютера подкинул и разыграл всю эту комедию с арестом и очной ставкой. Так что капитан молчать будет.

Света молчала, не зная, что сказать. Потом сказала задумчиво:

– Выходит, когда ты с твоей девушкой…

– Она не моя девушка.

– Когда ты перед Григорием в ворованной машине проехался, ты уже тогда знал, как всё дальше будет?

– Предполагал.

– И что он в больницу попадёт?..

– Я предполагал, что он начнёт действовать, но не знал как. Он, конечно, очень крутой аферист. Но я и думать не мог, что он позволит себя избить до полусмерти, чтоб в больницу попасть.

– Ну да, чтоб к нему больше доверия было. Знала я, что ради своих шахеров-махеров он на всё способен, но чтоб боль терпеть…

– Он перед этим каким-то обезболивающим себя накачал.

– А то, что тебя арестуют?..

– Честно говоря, я думал, он бандитов подошлёт. Он прислал милицию.

– Выходит, что ты, сопливый студент, самого Гришку Фукса сделал?

– Выходит.

– И как тебе?...

– Как мне это удалось? Не зря прикладную психологию изучаю.

– Впервые вижу, чтоб учение кому-то впрок пошло! – Света улыбнулась во всю ширь золотых зубов. – Наказал прохиндея, теперь можешь забыть о нём.

– Света, Персик один остался. Не возьмёте ли его к себе?

– Почему не взять? Возьму, – согласилась она, потом, помолчав, спросила: – Слышь, студент, а ты точно перстня не брал?

 

Глава 9

в которой у Лёшиной группы появляется новый преподаватель

– Вы как хотите, а я пошла – сказала Маша. – Мне ещё контрольную по социологии переписывать.

– Да погоди ты! – остановила её Маринка Гудеева. – Она же всегда опаздывает.

– Да сколько можно ждать? – плаксиво воскликнула Маша и швырнула свою сумку на стул.

– Препода ждут пятнадцать минут, – раздалось из-за столов, где на трёх стульях разлеглась Лера Крючкова.

– Ты понимаешь, что социолог свалит куда-нибудь, и когда я переписывать буду? – ныла Маша.

– А ты понимаешь, что прискачет Зверева, увидит, что нас нет, и опять скандал в деканате закатит? Тогда ты и прикладную психологию будешь переписывать, – терпеливо объяснила ей Рыжая.

– Вот засада! – вздохнула Маша и бухнулась на стул. Затем с надеждой предложила: – Лёха, пошли социологию переписывать. А?

– Мне не надо, – сказал Лёша Колосов, не поднимая лежащей на руках головы.

– Ну да… тебе не надо, – вздохнула Маша.

– Четырнадцать пятьдесят пять, – глядя в свой телефон, начала отсчёт Лера. – Четырнадцать пятьдесят шесть. Четырнадцать пятьдесят семь. Четырнадцать пятьдесят восемь. Четырнадцать пятьдесят девять. Пятнадцать! Всё, я пошла!

Она вскочила со стульев, схватила сумочку и вприпрыжку устремилась к двери. Но её бегство не удалось. В дверях она чуть не сбила с ног входящего в аудиторию декана.

– Ой, простите, Фёдор Викторович! – пробормотала она, резко пятясь.

– Ничего-ничего, вы, как это в вашем баскетболе говорится…ага, силовой приём – сказал декан со своей обычной блуждающей улыбкой на лице. – Вы садитесь, я на пару слов.

Лера бегом вернулась на своё место. Студенты встали.

– Сидите, сидите, я недолго, – сказал декан и сделал успокаивающий жест.

Все сели. Лера спряталась за спиной старосты.

– Вы понимаете… такое дело… жизнь, как говорится, есть жизнь… – развёл руками декан. – Вы знаете, Светлана Викторовна… у нас преподаватель молодой… знаете, в каком она положении…

– Интересном, – громко прошептала Рыжая.

– Не буду говорить, какая сейчас, как говорится, экология… а наша медицина… и вот Светлане Викторовне пришлось… на некоторое время медики запретили…

– На сохранение легла, – вполголоса констатировала Рыжая.

– В общем, вы правильно поняли, – покосившись на неё, продолжил декан. – Вот такая сложилась ситуация… конец семестра… и всё такое… состояние успеваемости… у преподавателей нагрузка, как говорится, выше головы… Мы были вынуждены… что ж тут делать… пригласить на подмену нашего коллегу… когда-то у нас работал… Да где же он?

Декан подошёл к двери и выглянул в коридор.

– Где же вы? Не стесняйтесь, заходите, – затем вернулся в аудиторию и сказал: – Знакомьтесь, ваш новый преподаватель – Фукс Григорий Ильич. Прошу, как говорится, любить его и жаловать.

Дверь широко распахнулась, и на пороге показался Григорий. Его щёки и голова были тщательно выбриты, одет он был в светло-серые брюки в полоску и белую шведку.

– Ну вот, как говорится, мавр сделал своё дело… Вы тут теперь уж сами… Желаю тебе… вам удачи, – декан, заглядывая в глаза Григорию, пожал руку, которую тот ему подал с нескрываемой неохотой.

Когда за деканом закрылась дверь, Григорий, не спеша, положил шляпу на преподавательский стол, прислонил к нему трость с головой собаки, подошёл к окну и, провожая взглядом шедших с той стороны двух длинноногих девиц, сказал:

– Начнём с «любить и жаловать». Любить меня необязательно. Жаловать, ясный вася, придётся. Потому как, а куда вы денетесь. Тем более, как сказал ваш замечательный декан в своём блестящем спиче, конец семестра и всё такое.

– Можно вопрос? – сказала Настя и, не дожидаясь разрешения, спросила: – А вы где учились? У нас?

– У нас. Когда я поступил на первый курс, Федьк… Фёдор Викторович как раз поступил в аспирантуру. Потом и я в неё поступил. Потом и доцентом стал.

– Почему ушли? – не унималась Настя.

– Понимаешь, Настя, – Григорий поднял преподавательский стул, внимательно осмотрел сиденье, отставил его и сел боком на стол, свесив ноги. – В моей психике есть одна особенность. Когда я вижу открытую дверь, то думаю: а почему бы в неё не выйти?

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – удивилась Настя.

– Я даже знаю, что в детстве тебя укусила собака, и тебе делали уколы от бешенства. С тех пор ты боишься собак.

– Откуда вы знаете? – Настины глаза округлились. Остальная группа замерла, затаив дыхание.

Григорий не ответил. Сидя на столе и беспечно болтая в воздухе ногой, он рассматривал сидящих перед ним парней и девушек. На Лёшу смотреть избегал. Насладившись ожиданием аудитории, он спросил, понизив голос:

– Скажите, а на занятиях… как её… Светланы Викторовны вы тоже сидите так тихо?

Ему никто не ответил, в публике пробежал шумок.

– Вот видите, я, посторонний человек, в сущности, первый встречный, сходу завладел вашим вниманием – сделал то, что моей предшественнице так и не удалось. Я не прав?

Ему снова не ответили. Ребята переглядывались.

– Это и будет темой нашего занятия – как завладеть вниманием клиента. Зачем? Чтобы, в конечном счёте, побудить его к определённому модусу операнди.

– Вы будете учить нас манипулировать людьми? – осторожно спросил Лёня Емец.

– Моральная сторона ваших действий зависит от ваших намерений, – ответил Григорий. – То ли вы, психолог, действуете в интересах клиента, то ли преследуете собственные цели. В любом случае вы должны уметь завладеть вниманием клиента.

– Если человек пришёл ко мне на приём, он уже настроен меня слушать, – заметил Лёня.

– Не совсем так. Он погружён в свои проблемы. Потому и пришёл. Если ты сможешь отвлечь от них, переключить его внимание на себя, считай, твоя миссия наполовину выполнена.

– Что для этого надо? – спросила Рыжая.

– В принципе, хороши все средства. В известных пределах, конечно. Например, я заставил вас себя ждать. Ожидание раздражает. Но зато привлекает внимание к источнику раздражения. Дальше… Посмотрите на меня: неординарная внешность, свободная манера поведения, громкий голос, правильная речь. И на столе я сижу, не потому что мама меня плохо воспитала. Я показываю, что я хозяин ситуации и могу веси себя, как захочу.

– Светлана Викторовна нас учила, что психолог должен быть корректным и выдержанным, – осторожно заметила Маринка.

– Эпатаж – мощный инструмент. Если им правильно пользоваться. Никто не тебя заставляет переходить границы, но никто и не мешает к ним подходить близко, насколько сможешь.

– Всё-таки, откуда вы узнали моё имя? – продолжала допытываться Настя.

– Он просмотрел наши личные дела в деканате, – тихо сказал Лёша, не глядя на Григория.

Все обернулись в его сторону. Григорий сказал, чуть помедлив:

– Колосов продемонстрировал ещё один способ привлечь внимание. Он сказал, нечто важное, что всем интересно. Но сказал это тихо, чтоб вам пришлось напрячь слух. Молодец.

– А про собаку?.. – Настя никак не могла успокоиться.

– На тебе мини-юбка, и я, как мужчина, не мог не глянуть на твои красивые ноги.

– Спасибо, – смутилась Настя. В аудитории захихикали.

– Так вот, высоко на правом бедре я заметил характерные шрамы.

С воплем «Покажи!» мужская половина группы сорвалась с мест и ринулась смотреть Настины бёдра.

– Идите вы все! Гады! Чего уставились? – Плясунова нагнулась, закрыв их собой, потом выпрямилась, положив на колени сумку с конспектами.

Когда разочарованная публика вернулась на свои места, и наступила относительная тишина, Григорий продолжил:

– Шрамы очень старые, значит, появились давно, Судя по их положению, собака тебя укусила, когда ты была намного ниже ростом. Родители, конечно же, отвели тебя в больницу, а там были обязаны сделать уколы от бешенства. После такого редко какой ребёнок собак не боится.

– Вы просто догадались! – восхитилась Маринка.

– Это называется абдукцией – сочетание индукции и дедукции, – пояснил Григорий. – Читайте Конан Дойла.

– А вы собак боитесь? – из-за спины старосты спросила Лера.

– Как говорил, Бернард Шоу, чем лучше узнаю людей, тем больше люблю собак.

– Вы чему отдаёте предпочтение, гештальттерапии или психоанализу? – задал вопрос Лёня.

Григорий поморщился, спрыгнул со стола и подошёл к окну. Глядя на облака в летнем небе, он сказал:

– Я придерживаюсь методики Фукса. Есть такая. Рождена богатым практическим опытом.

– Вы где практикуете? – решилась спросить Маша.

– Уже нигде. Нет необходимости, – глядя в окно, ответил Григорий. – Напрактиковал себе на кусок хлеба.

– Зачем же вы сюда пришли? – спросил Лёша Колосов. – Возникла необходимость?

Григорий подошёл к нему и, глядя сверху вниз, сказал:

– Хочу вернуть утраченную ценность, – затем перевёл взгляд на сидящую перед Лёшей Настю, с улыбкой добавил: – Ценность человеческого общения, ясный вася.

– А есть такой способ, чтоб, так, сказал пару слов, раз и клиент твой? – спросила Рыжая.

– Говорят, только Паганини выходил на сцену, публика замирала, как заворожённая, а когда он играл, некоторые дамы даже падали в обморок. Для такого нужен врождённый талант. Или всю жизнь надо учиться.

– Но есть же какие-то сильные приёмы? – спросила Маринка, глядя на Григория во все глаза.

– Сильные приёмы, говоришь… Ну вот недавно… сам видел… Можно, например, сходу предсказать клиенту его будущее.

– Вы верите в предсказания? – спросила Лера. Она больше не пряталась за Рыжей.

– Предсказаниям верят все. Особенно те, кто кричат, что не верят. Пообещайте человеку что-то хорошее, и он ваш с потрохами.

– Надо обладать даром... – вздохнула Настя.

– Достаточно развитой интуиции. Плюс жизненный опыт и знание людей.

– А вы умеете? – кокетливо прищурившись, спросила Настя.

Григорий шагнул к ней, картинно воздел руки над её головой, закрыл глаза и торжественно возгласил:

– Вижу тебя в белой машине германского производства. Вижу, с тобой рядом молодого человека. Вижу, ты мечтаешь выйти за него замуж.

– Нет-нет! Не надо, не надо! – Настя покраснела, закрыла лицо руками, перед этим бросив быстрый взгляд через плечо на Лёшу. В аудитории зашумели, девушки стали ехидно перешёптываться.

– Видите, как получилось, – продолжил Григорий невозмутимо. – Я всего лишь высказал предположение, но своей реакцией Настя его подтвердила. И даже указала на предмет своего желания.

Теперь покраснел Лёша.

– Внимательно следите за реакцией клиента – он сам о себе всё расскажет, – удовлетворённо констатировал Григорий.

– В чём суть вашей методики? – спросил Лёня, сквозь шум в аудитории.

Григорий снова уселся на стол и когда шум стих, болтая ногой, стал говорить:

– В принципе, всё просто. Сначала надо привлечь внимание клиента. Желательно при этом побольше о нём узнать. Об этом мы уже с вами говорили. Затем надо его заинтересовать – пообещать, лучше вскользь, намёком, что, совершая предложенные вами действия, он получит то, что хочет. Если он это проглотил – он ваш.

– Как знать, чего он хочет? – спросила Рыжая.

– Желания всех людей крутятся вокруг одного и того же: власти, секса и денег. Собственно, всем нужна только власть. Есть власть – есть секс и деньги.

– Не всем же быть президентами! – воскликнула Маринка.

– Я про власть в широком смысле. Когда окружающие выполняют ваши желания, в том числе, обеспечивают деньгами и сексом.

– Как-то у вас всё просто получается… – засомневалась Маша.

– Принцип, ясный вася, действительно, простой. Сложно понять, в каком виде предложить именно этому человеку ту самую власть, и как это сделать, чтобы он проглотил вашу наживку.

– Например, – сказал Лёша.

– Хорошо. Например, – сказал Григорий, искоса на него глянув. – Например, ваш клиент – студент двадцати лет от роду. Чего он хочет больше всего?

Раздались возгласы: «Сдать сессию!», «Получить стипендию!», «Пива!».

– Да, конечно. Особенно пива, – согласился Григорий. – А теперь девочки помолчат, а кто-то из мальчиков скажет, чего он хочет на самом деле.

Наступила тишина. Девочки стали рассматривать мальчиков с ехидным интересом. Те, молча, отводили глаза.

– Вот видите! Ответ все прекрасно знают, но молчат, – выдержав паузу, сказал Григорий. – Молодые люди стесняются говорить о сокровенном. Даже с самим собой. Поэтому и не имеют этого. Хорошо, скажу сам. Для мальчиков самое главное желание – секс, обычное спаривание. Для юношей с примитивной психикой личность партнёрши не имеет значения. Интеллектуалам же, обычно, нужна девушка с какими-то определёнными данными.

– А девочек секс не интересует? – возмутился Лёня.

– Интересует. Но не спаривание само по себе. Оно только средство заполучить отца будущих детей.

– Вы отвлеклись, – напомнил Лёша.

– Да. Так вот, – Григорий некоторое время собирался с мыслями. – Намекните двадцатилетнему юноше, что он может получить власть над интересующей его девушкой, и он будет слушаться вас, как цирковая болонка. Я не прав? – спросил он, глядя на Лёшу в упор.

– А лично вам зачем вся эта деятельность? – сказал Лёша, откинувшись на стуле и ответив ему прямым взглядом. Григорий не ожидал атаки и не нашёлся, что сказать. – Молчите? Не хотите говорить о сокровенном? Хорошо, скажу сам. Это ваш способ проявлять власть над людьми. Только вы кое о чём умалчиваете. Независимость – тоже форма власти. В вашем, широком смысле. Как только тот, кого вы тут называете клиентом, поймёт, что им манипулируют, вы тут же потеряете над ним контроль. В лучшем случае, он перестанет с вами общаться. В худшем – он ответит тем же – вы сами станете объектом манипуляции. Хотя при вашей самоуверенности вы этого просто не заметите. Я не прав?

– – –

– Правда, новый препод классный? Да? – спросила Маринка, когда группа выходила из корпуса.

– Ага, прикольный, – сказала Лера.

– Ребята, кто со мной пойдёт социологию переписывать? – принялась канючить Маша. – Лерка, пошли?

– Не-а, мне леньки. Сама иди, – ответила Лера.

– Ну вот, так всегда! Ну почему я крайняя? – со слезой в голосе воскликнула Маша.

– Потому что ты – крайняя! – объяснила Лера и, помахивая сумочкой, вприпрыжку устремилась вперёд.

– Нет, ну классный же чувак. Толстенький такой, остроумный, – Маринка обращалась ко всем, ища поддержки.

– Мне он не понравился, – отрезал Лёня. – Как-то у него всё просто. Столько теорий существует, а он всё к одному сводит. Все, видите ли, только про секс и думают.

– А ты нет, – как бы невзначай бросила Рыжая.

– А я нет, – Лёня не заметил подвоха. – Я об учёбе думаю. Мне знания нужны. Хочу стать крутым профессионалом.

– Мы Соне так и скажем, – пообещала Рыжая.

– Я тебе скажу!

– Скажем, скажем! – присоединилась к старосте Маринка. – Заодно проверим, прав новый препод или нет.

– Всё равно он мне не нравится, – стоял на своём Лёня. – Крутого из себя строит, а сам не практикует нигде. Психолог!

– Он же тебе сказал, не надо ему, заработал, – настаивала Маринка.

– Ну да, заработал! Повыгоняли его отовсюду. И отсюда выгнали. Под зад он заработал. Правильно ему Лёха врезал.

– Чего ты злой такой? – обиделась Маринка.

– Я не злой, я справедливый, – пояснил Лёня и, толкнув Лёшу, спросил: – Пошли на физру. Мяч попинаем.

– Не пойду. Настроения нет, – ответил Лёша, рассеяно глядя вслед Насте. – Скажи Фанфанычу, что я ногу подвернул.

Недалеко от входа в корпус на скамейке сидел Григорий. Руками он опирался на набалдашник трости, стоявшей между его широко расставленных ног. Шляпа была надвинута на самые глаза. Студенты, поравнявшись с ним, кто кивнул, кто сделал вид, что не видит. Настя остановилась.

– Поджидаете кого? – спросила она.

– Вот это вот юное дарование, Лёху твоего, – Григорий кивком указал на приближающегося к ним Лёшу.

– Он не мой Лёха, – в Настином голосе промелькнула обида. – Да, и замуж я совсем не хочу. Неправильное ваше предсказание.

– Лёха, а она замуж не хочет! – повысив голос, сказал Григорий.

Лёше, который хотел пройти мимо, пришлось остановиться.

– Что ж такое, Настя, все хотят замуж, а ты нет? – спросил Григорий, глядя на Лёшу.

– А зачем? – с деланной беспечностью сказала Настя. – Это ж навсегда! Выйдешь, а потом что?

– Это правильно. Не стоит совершать необратимые поступки, – согласился Григорий. – Один мой родственник сделал себе на члене тату с именем любимой девушки. Теперь знакомится только с Людами.

Настя прыснула, бросив взгляд на Лёшу.

– Пойду я, мне ещё курсовую сегодня писать. До свидания, – заторопилась она.

– Будь здорова! – крикнул ей вслед Григорий. Затем указав взглядом на скамейку рядом с собой, сказал: – Садись, Лёха, не стой надо мной. Мне страшно. В твоих глазах, я вижу себя на вертеле.

– Спасибо, я насиделся. У меня, вообще, работы много. Конец семестра.

– Конец семестра – не конец жизни. Садись, говорю, – Григорий хлопнул ладонью по скамейке рядом с собой.

Лёша сел.

– Нет у меня перстня, – сказала он, не дожидаясь вопроса.

– Нет, так нет, – равнодушно сказал Григорий.

– Вы так спокойно говорите…

– А чего переживать? Драгоценности, они как утопленники – всплывают рано или поздно. Вообще-то я поблагодарить хотел.

– За что? – Лёша не смог скрыть удивления.

– За Персика, – сказал Григорий, провожая взглядом блондинку в обтягивающих джинсах.

– Вам Свету благодарить надо.

– Она сказала, ты приходил и просил.

– Поблагодарили. Можно я пойду?

Лёша сделал попытку встать. Григорий пресёк её, положив ему руку на колено.

– Посиди со стариком, прояви уважение. Тебе, к примеру, не интересно, как я на свободе оказался?

– За отсутствием состава преступления. Разобрались – выпустили.

– Наивный ты мальчик, если думаешь, что оттуда так просто выйти. Если попал, то уже сиди… Нет, не потому выпустили. Потерпевший заявление написал, что претензий не имеет. Почему написал, тебе не интересно? – он искоса глянул на Лёшу.

– Не интересно. Не моя проблема, – сухо сказал тот.

– Может, ты и прав... не всё надо знать. Разумен ты, хлопец. Не по годам разумен.

Последние слова Григорий произнёс без своего обычного ёрничанья. В его голосе звучал ледяной холод.

– Надо тебя к делу приспособить, – сказал Григорий задумчиво. – Чем по жизни заниматься собираешься?

– Диплом получу, найду работу по специальности, – ответил Лёша.

– Работу по специальности! Не смеши меня! – усмехнулся Григорий. – Пусть ваш Емец по специальности работает. Что с него возьмёшь?

– Если вы задумали впутать меня в какую-то новую аферу, то я вам не цирковая болонка! – заявил Лёша.

– Да понял я, что ты не болонка, – примирительно сказал Григорий. – Ты хлопец разумный, настойчивый и в обиду себя не дашь. С фантазией, к тому же. Я такого давно ищу.

– Зачем? – не удержался Лёша.

– Партнёр нужен. Как бы тебе объяснить, чтоб ты правильно понял… – сказал Григорий и задумался. Потом продолжил: – Есть люди, у которых много денег… Слишком много денег… Денег, которые они не заработали в поте лица, а отняли у тех, кто зарабатывает в поте лица. Я считаю, что это неправильно.

– Да вы революционер! А я думал, простой аферист, – ухмыльнулся Лёша.

– Революционер-надомник. Отнимаю у богатых жлобов наворованные излишки. Причём, зацени – без лишнего шума. При помощи хорошо продуманных афер.

– Отбираете у бедных гадалок их украшения.

– Ну, положим, баба-яга далеко не бедная.

– На Робин Гуда вы не похожи.

– Не-е-е, я не Робин Гуд! И даже не Юрий Деточкин, – рассмеялся Григорий, поправил шляпу и огляделся по сторонам. – Ладно. Заболтался я с тобой. А в это время лучший друг человека, то есть меня, сидит один взаперти. Ему там голодно и тоскливо. Пойду выручать. Не дай Бог похудеет! Будь здоров, Лёха!

Не дожидаясь ответа, на удивление легко для его комплекции Григорий поднялся со скамейки и пружинистой походкой, помахивая тростью, направился прочь.

 

Глава 10

в которой говорится о том, на что способна отвергнутая женщина

Вернувшись домой, в общежитие, Лёша завалился на кровать как был одетым.

Он лежал, заложив руки за голову и глядя на плакат к фильму «Легенда Зорро» с Антонио Бандеросом и Кэтрин Зета-Джонс. Его он повесил, чтобы не было видно другой плакат – с Че-Геварой, который на совесть приклеил к стене его папа, однажды, ещё на первом курсе, посетив жилище сына. Визит тот был коротким, но запоминающимся. Начался он с того, что вахтёрша наотрез отказалась впустить в общежитие «это патлатое пугало», а закончился тем, что комендант Лидия Петровна настойчиво попросила папу перестать орать песни и порекомендовала «идти хипповать в другое место». Пришлось Лёше пойти «хипповать» с папой в парк. После того как утром папа уехал на вокзал, Лёша первым делом пошёл в парикмахерскую и коротко подстригся.

Думать не получалось. Мысли разбегались, как нашкодившие коты. Собственно, их было всего две. Одна мысль выглядела, как худой рыжий кот, одетый в футболку с Че-Геварой на броневике и надписью «Долой мироедов!», другая была в виде жирного полосатого котяры в широкополой шляпе. Лёша изо всех сил старался поймать зверюг, но те никак не давались, в конце концов забившись под стол, накрытый белой скатертью. За столом сидел Персик и вилкой ел сибирские пельмени, чавкая и приговаривая голосом Фёдора Викторовича: «Конец семестра… и всё такое… состояние успеваемости… у преподавателей нагрузка, как говорится, выше головы…». Перед ним на полу расположились Лёшины одногруппники, которые, раскрыв рты, с жадностью впитывали изрекаемые бульдогом премудрости. Лёня Емец вдруг заявил: «А мне секс не нужен! Мне знания нужны!». «На тебе знания! Хрюв!» – сказал Персик и стряхнул пельмень с вилки на пол. Лёня зарычал, обнажив клыки, шерсть на его загривке встала дыбом, он бросился на пельмень, но тот уже исчез в бездонной глотке кота в шляпе. «Я революционер-надомник», – сообщил котяра, встал на задние лапы, со словами «Доедать не будешь?» выхватил у Персика тарелку с пельменями и разом опрокинул себе в рот. «А я замуж не хочу! А я замуж не хочу!» – напевала Настя, танцуя пасадобль с Че-Геварой, у которого отрос облезлый рыжий кошачий хвост. Танцевали они под «Болеро» Равеля. Оказалось, что Лёшина группа – это Лондонский симфонический оркестр, а перед ними не Персик, а Григорий во фраке поверх синих спортивных штанов с пузырями на коленях дирижирует тростью с головой собаки. Они играют посреди огромного стадиона. Трибуны пусты. Только на одной из них, в самом центре сидит Виолетта с Глашей на коленях. Обе с жадным вниманием слушают торжественные звуки музыки.

Музыка звучала всё громче и громче. Лёша проснулся. Громко играл телефон. «Болеро» означало, что звонит мама. Лёша нажал на зелёную клавишу. В трубке был какой-то шум, голоса, звон посуды.

– Мама! Мама! Это я! – прокричал Лёша.

– А? Ага… да, – через некоторое время сказал мамин голос. – Я сейчас немного занята, перезвоните позже.

– Мама! Мама! Это не я тебе звоню. Это ты мне звонишь, – напомнил Лёша.

– Да? Серьёзно? – удивилась мама. – А, ну да! Лёша, это ты? Я не поняла… ну как ты?

– Я хорошо. Всё нормально, – произнёс положенное Лёша. – Ты как?

– Кто? Я? Ага, я... Я тут на кастинге. Знаешь, у нас тут один режиссёр появился. Такой талантливый, молодой, мы все в него сразу влюбились. О чём я?.. Да, так вот, он мне роль обещал. Из заглавных. Ты представляешь? Я очень на него надеюсь. Знаешь, я ему изложила своё видение, так он меня так внимательно слушал! А сейчас мы будем её проходить. Он сказал, что у меня должно получиться…

По маминому голосу Лёша понял, что задавать вопросы о папе и бабушке сейчас нет смысла. Особенно о папе. Он давно с ними не говорил. Звонить бабушке опасался – надо было дать подробный отчёт о жизни и выслушать массу детальных рекомендаций. Звонить папе было некуда – обычного телефона там, где он жил, не было, а мобильного папа не имел из принципа. Он был уверен, что мобильную связь государство использует, чтобы контролировать личную жизнь и политические взгляды граждан.

– Мама! Как ты живёшь? У тебя всё хорошо? – сделал ещё одну попытку Лёша.

– … он хочет играть Достоевского в стиле театра Кабуки. Ты представляешь? Но только, чтоб все роли исполняли женщины. Не мужчины, как у японцев, а женщины! И князя Мышкина тоже! Ты представляешь?..

Лёша ещё пару минут, молча, слушал мамин голос, потом нажал на «отбой».

От мрачных мыслей Лёшу отвлёк лёгкий стук в дверь.

– Лёха, ты дома? – раздалось из-за двери.

– Сейчас, погоди! – Лёша бросился расправлять постель и прятать разбросанные по комнате носки. – Заходи!

– Ой, Лёха, помоги! – с порога сказала Настя Плясунова. – Ничего у меня с курсовой не выходит.

Настя зашла в комнату, прямиком направилась к Лёшиной кровати и уселась на неё, закинув ногу на ногу. На ней был коротенький халатик и шлёпанцы.

– В чём проблема? – спросил Лёша. Он перекладывал с места на место вещи на письменном столе, стараясь не смотреть в Настину сторону.

– Не знаю, где информацию брать, – Настин голос стал бархатным.

– В интернете. Скачай какой-то реферат. Делов-то…

– Да это я знаю. Только чего-то не выходит ничего. Только начинаю гуглить, сразу комп виснет.

– Вирус поймала.

– Наверное… Не разбираюсь я в этом. Давай с твоего компа поищем.

– Ну, ищи…

– Не-е-е, давай вдвоём. А то я искать не очень-то…

Лёша сел за стол и открыл ноутбук. Настя сказала:

– У тебя стол маленький. Вдвоём неудобно. Садись сюда, – и показала пальчиком на кровать рядом с собой.

Лёша, подумав, сел на указанное место, соблюдая дистанцию. Кровать была старой, матрац прогнулся, и Настя сползла к нему, плотно прижавшись. Лёшино сердце застучало сильнее.

– Ну, давай, входи в «Гугл», – сказал Лёша переложив ноутбук на Настины колени.

– Нет, давай ты, – Настя положила ноутбук на колени Лёше, коснувшись его щеки своими волосами.

Лёша, преодолевая дрожь в руках, вошёл в «Гугл» и набрал в поиске ключевые слова. Настя смотрела на экран, почти положив голову ему на плечо.

– Лёха, – тихо сказала она, обдав его щёку тёплым дыханием. – А ты меня на той машине ещё покатаешь?

– Машина не моя, – ответил Лёша.

– А ты её ещё у Маклауда попроси.

– Её уже нет.

– А ты другую попроси, у него же всегда есть. Так классно было! И машина, и ресторан, и ты такой стильный… прям, как Джеймс Бонд. И потом… Мне всё так понравилось… Особенно, потом…

– Это было… не совсем… правильно…

– Ну и что? Мне понравилось. Можно было и продолжить…

– Настя, у меня сейчас нет такой возможности, – сказал Лёша, слегка отстранившись.

– Можно и без машины… – прошептала Настя ему в самое ухо, снова сократив дистанцию. – И без ресторана…

– Вот реферат как раз по твоей теме, – сказал Лёша, ткнув пальцем в экран.

Настя села прямо и одёрнула халатик.

– Океюшки, – сказала она как ни в чём не бывало. – Андрюха Филоненко мой комп взялся полечить. Может, уже и сделал. Наверное, пойду к нему.

Она встала, прошла к двери, покачивая бёдрами, и скрылась за ней, не обернувшись.

– – –

– Здравствуйте! Вы Настя? Это с вами мы через «Контакт» договаривались? – спросила Виолетта.

– Ну да, как бы, это я… – ответила Настя. – Здравствуйте. Да, через «Контакт». Группа белой магии – это ж ваша? Вы же меня пригласили, если что...

– Да, это я её открыла. Вы проходите, не стесняйтесь.

Виолетта провела Настю в свой кабинет и усадила на стул, где когда-то сидел Лёша.

– Так что у вас за проблема? – спросила она, заняв своё место перед хрустальным шаром.

– Не знаю, как сказать… – смущённо заулыбалась Настя, не решаясь поднять глаза на гадалку.

– А вы говорите прямо как есть. Я пойму. Я помогла не одной девушке. Многое, что вы скажете, мне знакомо.

Пока она говорила, Настя, решившись поднять глаза, рассматривала обстановку кабинета.

– По глазам вижу, тут несчастная любовь, – помогла Насте Виолетта.

– Ну, в общем, как бы, да, – смущённо покраснев, сказала Настя.

– Дело обычное. Чего ж тут смущаться, – поспешила успокоить её Виолетта. – Счастье так просто не даётся, за него пострадать нужно. Такая наша женская доля.

– Да, но…

– Кто же он, ваш возлюбленный?

– Мы вместе учимся…

– Не отвечает взаимностью?

– Да нет… как бы, отвечал… Даже раз меня в ресторан пригласил…

– А потом?

– А потом как отрезало. Даже разговаривать не хочет.

На Настины глаза навернулись слёзы. Виолетта помолчала, дав ей возможность успокоиться. Потом спросила:

– Чего же вы хотите?

– Можно как-то… я не знаю… пошептать?..

– Вы хотите, чтоб я его к вам присушила? Приворот навела?

– Ну, я не знаю… типа того…

– О, Настенька! Вы, похоже, не понимаете, о чём говорите.

– А что нельзя? Так я пойду, – Настя готова была вскочить из кресла.

– Почему нельзя? – Виолетта, казалось, не заметила её порыва. – Просто вы не знаете, опасное это дело – приворот. Сильно навредить можно.

– Что плохого, если он меня полюбит?

– Приворот – не любовь. Это насилие над человеком. И действует он недолго. Через пару лет пройдёт – ваш возлюбленный вас возненавидеть может. Аж до смерти. Вы крещёная?

– Конечно, – Настя достала из-за пазухи и показала нательный крестик.

– В таком случае, знайте – большой грех на себя возьмёте. Приворот-то я наложу, но грех будет на вас. И никакой священник вам его не отпустит.

– Что ж делать, – Настя опять готова была заплакать.

– Говорите, все было хорошо, а потом как отрезало? Я, кажется, знаю, в чём дело. У вас его фотография есть?

– На телефоне. Пойдёт? – сказала Настя, шмыгнув носом.

– Пойдёт. Давайте.

Настя нашла в своём телефоне Лёшину фотографию, которую она сделала, когда он не видел, и дала телефон Виолетте. Та положила его на стол, накрыла ладонью и некоторое время неподвижно сидела, закрыв глаза и что-то неслышно нашёптывая. Потом откинулась на спинку стула, посидела немного молча и сказала:

– Увидела. Увидела. Я всё увидела.

Настя глядела на гадалку во все глаза. Та ещё какое-то время молчала, потом села прямо, положив руки на стол, и сказала:

– Похоже, что это дело рук соперницы.

Настя замерла, осознавая услышанное.

– Может, подозреваете кого? – осторожно спросила Виолетта.

– Н-н-не знаю, – сглотнув, сказала Настя. – Лерка?.. Нет… не думаю… Скажите, а можно как-то точно узнать, есть у него кто или нет?

– Попытаться можно… – Виолетта выдержала паузу. – Но гарантий никаких.

– А это дорого? – Настино мышление перешло в практическую плоскость. – Для студентов скидки делаете?

– Да ничего я с вас не возьму, не волнуйтесь, – улыбнулась Виолетта. – Вы и сами это можете определить. Если она его присушила, то сделала так. Дала какую-то ценную вещь, на которую наложила заклятие. Пока эта вещь при нём, никуда он от той женщины не денется. У него какая-нибудь ценность появилась недавно? Запонка, серёжка, заколка, перстень?

– Не видела. Но я спрошу.

– Не скажет. О таком не говорят. Он может и не знать. Та женщина могла её подкинуть, ничего не сказав. Надо, чтоб вы сами нашли.

Настя какое-то время молчала, задумавшись. Потом, глядя в пол, спросила тихо:

– А если у него таки какая-то вещь появилась… можно ли ту… ну… соперницу… отвадить? – и с надеждой подняла глаза на Виолетту.

– Ну, не знаю… Разве что принесёте эту вещь сюда, чтоб я сняла заклятие.

 

Глава 11

в которой Лёша знакомится с Мотей

Через неделю после разговора на скамейке Григорий пригласил Лёшу в ресторан, чтобы кое-что обсудить. Тот не стал отказываться

Время было дневное, и ресторан пустовал. В глубине зала что-то отмечала компания молодых людей, по виду офисных работников. В Wi-Fi-зоне расположились четверо пёстро одетых девушек с ноутбуками. В нише, за столиком на двоих сидели красивая девушка лет двадцати и средних лет мужчина. Он всё молчал, глядя на неё с нежностью, она что-то увлечённо рассказывала, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Григорий с Лёшей сели в центре зала, в удалении от остальных посетителей. Персик, которого привёл Григорий, устроился у его ног.

Подошла официантка:

– Вы готовы сделать заказ?

– А мы, как пионеры, всегда готовы, – ответил Григорий. – Нам с юношей, пожалуйста, баранью лопатку в сладком соусе и с цветной капустой. Сейчас сюда один наш товарищ придёт. Ему кусок плохо прожаренной говядины граммов на двести и салат. Всем красного вина, «Саперави», если есть. Да! И другу моему, что под столом, тоже говядинки грамм сто, только сырой.

– Мы собак не обслуживаем, – сообщила официантка.

– Девушка! Дорогая! Милая! – взмолился Григорий. – Да где вы видите собаку? Это мой друг! Кстати, лучший. Ну приболел немного – вот и выглядит странно. Вы говядинки-то ему принесите, уважьте страждущего. А посчитайте, как бифштекс по-татарски. Договорились?

– Кто ещё будет? – спросил Лёша настороженно, когда улыбающаяся официантка удалилась.

– Человечек один. Познакомишься, – ответил Григорий.

Рост пришедшего вскоре «человечка» был немногим менее двух метров.

– Здорово, Грыня! – пророкотал он, чувствительно хлопнул Григория по плечу и приземлился на стул рядом.

– Грыня, ты раз от разу всё ширше и ширше! – констатировал он, окинув взглядом Григория.

– Хорошего человека должно быть всё больше и больше, – парировал тот.

– Сколько можно жрать? Ты ж себя в гроб вгоняешь. Не думаешь о себе – об окружающих подумай.

– О ком это, интересно?

– Хотя бы о патологоанатомах. Они страшно не любят жирные трупы вскрывать. Представь, лежишь ты у него на столе, а он тебя вскрывает и материт почём зря. Знаешь, как тебе неприятно будет! У-у-у!

– Знакомься, Лёха, – сказал Григорий. – Это Мотя. Матвей то есть. Мой старший брат.

Мотя был полной противоположностью Григорию. Был он чем-то похож на Лёшиного папу – долговязый, худой, нестриженый, одет в драные джинсы и неопределённого цвета рубашку навыпуск. Голову его венчала кепка «немка» с двумя лошадками на околыше. Только внимательный, цепкий взгляд хитроватых глаз был такой же, как у брата.

– Я кот Матвей, мой метод прост – я не люблю тянуть кота за хвост, – громким басом процитировал Мотя и протянул Лёше руку. – Ну, давай знакомиться, Васисуалий.

– Я Лёша, – Лёшина рука утонула в огромной мозолистой Мотиной ладони.

– Знаю я, Васисуалий, что ты Лёша, – сказал Мотя, коротко сжав протянутую ему ладонь. – А лапка чего хилая? Как у девочки! Спортом надо заниматься, Васисуалий! Не то вырастешь, как вот эта вот бочка с говном, – он кивнул в сторону брата. Вдруг вспомнил: – А Персик где?

– Под столом от тебя прячется, чудовище, – не моргнув глазом, сдал друга Григорий.

С рыком: «Здорово, племяш!» Мотя выволок из-под стола упирающегося бульдога, обхватив ладонями, поднял и смачно поцеловал в нос.

– Люблю я этого зверя! Как родного люблю! – громко сообщил он окружающим, от избытка чувств как следует встряхнул «племянника» и вернул его под стол. Ещё долго было слышно, как пёс чихает и отплёвывается.

Закончив церемонию приветствия, Мотя приступил к Лёше:

– Ну, Васисуалий, наслышан я, наслышан! Самого Грыню Фукса в каталажку закатать! Это ж надо!

Непонятно откуда он достал очки, нацепил их на кончик носа и, развалясь на стуле, принялся подробно изучать Лёшу, словно тот экспонат палеонтологического музея.

– Ну и как? – поинтересовался Григорий, через какое-то время.

– А-а-а… шибздик-заучка, – сообщил результат анализа Мотя.

– И что? – спросил Григорий.

– А? Нет, ничего. Пойдёт, – сказал Мотя и снял очки.

– Для чего пойдёт? – насторожился Лёша.

– Терпение, мой друг, терпение! И ваша щетина превратиться в золото. Как говорил Кадочников в фильме «Подвиг разведчика», – пообещал Мотя. – Сейчас эта очаровательница уставит наш стол яствами невиданными и напитками заморскими, и, отведав их, мы посвятим тебя в тайны сокровенные.

Пока подошедшая «очаровательница», весьма красноречиво поглядывая на Григория, расставляла на столе и под столом заказ, все трое соблюдали молчание, собираясь с мыслями.

– За встречу и знакомство! – провозгласил тост Мотя, когда стол был накрыт.

Они чокнулись, выпили. Пока шло поглощение «яств невиданных», никто не проронил ни слова. Молчание нарушил Григорий. Вытерев рот салфеткой и бросив её в пустую тарелку, он сказал:

– В общем, так, студент. Мы с братом задумали одну операцию. Если выгорит, ты сможешь до конца жизни не работать. И по специальности, и совсем никак. Потому как получишь сумму с шестью нулями. Причём не в местной валюте.

– А если не выгорит? – спросил Лёша.

– Чего ты такой пессимист? – возмутился Мотя. – Такой молодой, а…

– Мотя, помолчи, – остановил его Григорий. – А если не выгорит, тебе капец. Нам всем капец. В прямом смысле этого слова.

– Во всех смыслах этого ёмкого понятия. То есть: провал, неудача, плохой конец, катастрофа, – Мотю было не удержать.

– Что ты выбираешь? – спросил Григорий. – Пару-тройку миллионов долларов или увлекательную работу психолога детской комнаты милиции до самого вступления в пенсионный возраст?

– Не знаю… Надо подумать… – только и сказал Лёша.

– Ай, Васисуалий! – поморщился Мотя. – Если б ты был таким, что тебе надо долго думать, ты б тут с нами не сидел.

– А в чём суть дела? – спросил Лёша.

Братья переглянулись. Потом Григорий сказал:

– Давай расскажем ему про суть дела, чтобы он таки подумал.

Мотя согласно кивнул и принялся доедать салат.

– Суть дела такова, студент, – начал Григорий. – Есть человек, у которого неприлично много денег. Он живёт в нашем городе…

– Парень из нашего города. Как тот фильм с Николаем Крючковым, – вставил своё Мотя.

Григорий, не глянув в его сторону, продолжил:

– Есть возможность часть этих денег у него изъять.

– Сколько? – поинтересовался Лёша.

– Грыня! А он наш чувак! – Мотя бросил вилку на тарелку. – Никаких сомнений, исканий и метаний. Сразу к делу.

– Думаю, порядка десяти миллионов, – произнёс Григорий, глядя Лёше в глаза.

– Это на всех, – поторопился объяснить Мотя.

Лёша почувствовал, как у него по лбу стекает пот.

– На, Васисуалий, протри таблоид, – Мотя протянул ему салфетку.

Лёша взял салфетку и машинально вытер лицо.

– Чего язык проглотил? – спросил Григорий, барабаня пальцами по столу. – Сумма не устраивает?

– Видать, ему мало. Как тому дракоше из мультика, – ехидно прищурившись, сказал Мотя.

– Да как-то неожиданно… – выдавил из себя Лёша.

– Эх ты, Васисуалий! – воскликнул Мотя. – Неожиданность – это снегопад в декабре, когда дороги некому чистить. А миллиона долларов все ожидают, чтоб, так, раз и с неба прямо в руки.

– Как вы собираетесь… Он же не отдаст… – растерянно спросил Лёша.

– Удивительно догадливый малец! – прокомментировал Мотя.

– Нет-нет, родной! Не всё сразу, – сказал Григорий. – Общее представление ты получил. Теперь тебе надо решать. Если ты не с нами, доедай баранину и вали отсюда к чертям собачьим – прости, Персик – сдавать зачёты. Если с нами, то… то хотя бы скажи нам об этом.

– Ну, так как? – спросил Мотя, глядя на Лёшу выжидательно.

Лёша переводил взгляд с одного брата на другого.

– А я-то вам зачем? – спросил он.

– Тебе уготована роль ключевой фигуры всей операции, – сказал Григорий. Помолчав, он продолжил: – В твоих глазах читается вполне понятное недоверие – не кинем ли мы тебя…

– Тебя терзают смутные сомнения, как говорил Иван Васильевич в том фильме, где он меняет профессию, – сказал Мотя. – Это хорошо. Ибо сомнение – это уже частица веры. А это сказал Даниил Хармс.

– Всё, что у нас с тобой было до сего момента, можешь считать проверкой, вступительным экзаменом, – продолжал Григорий. – Ты его сдал более чем на «пять». Мы готовы принять тебя в партнёры на равноправных условиях.

– Ну, так как? – повторил Мотя.

Лёша вспомнил родителей, бабушку, тесную двухкомнатную квартирку, где он вырос. Вспомнил отца, собирающего вещи, плачущую мать, сухие глаза бабушки.

– Я с вами. Что надо делать? – сказал он, посмотрев в глаза каждому из братьев.

– Хорошо. Я рад, – очень серьёзно сказал Григорий. – Только сначала давай оговорим две вещи. Первая – осознаёшь ли ты, что эта затея опасна, смертельно опасна?

– Осознаю, – твёрдо сказал Лёша.

– Вторая, – продолжал Григорий. – Мы должны доверять друг другу абсолютно и полностью. От этого не только зависит успех. Малейшее недоверие может стоить жизни. Мы готовы тебе доверять. А ты нам готов?

– Готов, – сказал Лёша твёрдо. – Когда вы планируете вашу операцию.

– Теперь уже нашу, – уточнил Григорий.

– Нашу, – поправился Лёша.

– Какой ты быстрый, Васисуалий! – воскликнул Мотя. – Когда! Не завтра. Серьёзное дело требует серьёзной подготовки.

– Полагаю, если тот человек смог заработать много денег, то может их и защитить, – сказал Лёша.

– Грыня, он таки разумный пацан! – сказал Мотя. – Правильно полагаешь. Свои деньги он надёжно хранит в толстых сейфах с мудрёными замками, которые охраняют крупногабаритные дяди с автоматами. И всё же мы у него эти деньги отберём.

– Из сказанного вами, следует, что это невозможно, – сказал Лёша.

– Всё быть может, всё быть может, всё, конечно, может быть, но одно лишь быть не может – то, чего не может быть. Так любил говорить папа одного моего одноклассника, – сказал Мотя. – Не может быть в этом, далеко не лучшем из миров, только двух вещей. Нельзя достичь скорости света и двигаться во времени назад. Разумеется, если старикашка Эйнштейн не соврал. Всё остальное возможно. Но трудно. В той или иной степени.

– Вы рассчитываете этих дядей с автоматами перестрелять? – спросил Лёша.

– Ух, ты! У тебя, студент, чувство юмора прорезалось, – заметил Григорий. – Ты погляди на нас с братом внимательно. А будешь в туалете, позырь в зеркало и на себя. Какие из нас с тобой бандиты и грабители? Ты хоть оружие держал когда? Мы с тобой кто? Забыл? Психологи по образованию. А по жизни – аферисты. А значит, должны сделать так, чтоб те дядьки с автоматами сами отдали эти деньги прямо нам в руки. Конкретно – в твои белы ручки.

– Мы хорошо подготовимся и возьмём их без шума и пыли, как говорил Папанов в фильме «Бриллиантовая рука», – сказал Мотя. – Хочешь знать как?

– Хочу! – сказал Лёша.

– Тогда слушай, – глянув на брата, начал говорить Григорий. – Нам придётся решить две задачи. Задача первая простая – заставить клиента собрать нужную нам сумму денег. Задача вторая – взять их. И при этом сберечь наши драгоценные шкуры.

Следующие полчаса братья посвящали Лёшу в свой план.

– Какие есть вопросы? – спросил Григорий, когда вводная лекция была закончена. – Чего непонятно?

Лёша мотнул головой, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.

– Да, вроде, понятно, – сказал он. Потом передумал: – Нет, непонятно. Как вы собираетесь отобрать деньги у того мужика я, кажется, понял… А как вы сделаете, чтобы такая огромная сумма наличными оказалась в нужном месте в нужное время?

– Он сам её туда привезёт. Потому что захочет купить то, что стоит гораздо больше, – сказал Григорий.

Братья молча переглянулись, ожидая вопроса. И Лёша его задал:

– Что? Что стоит столько денег? И… как убедить человека расстаться с такими деньгами?

В ответ браться рассмеялись.

– Васисуалий, – сказал Мотя, успокоившись. – Выучи наизусть первую заповедь афериста. Люди легче расстаются с большими суммами, чем с маленькими. Если хочешь развести кого-то на деньги, впариваей ему не скидку в супермаркете, а что-то ну очень большое, непомерно большое, неприлично большое. Такое большое, чтобы оно было на пределе возможностей клиента. Тогда он точно поведётся.

– И что такое большое вы хотите прода… впарить?

– Студент, глянь за окно. Что ты там видишь? – сказал Григорий.

– Ну… вижу… памятник Ленину, – сказал Лёша, повернувшись к окну. – Вы его хотите продать?

Братья опять засмеялись.

– Да! Ночью вывезти в неизвестном направлении, а потом продать коммунистам, – сквозь смех сказал Мотя. – Только они за него много не дадут. Не такие они дураки деньги на кусок металла тратить.

– Шире бери, студент, – сказал Григорий. – Где памятник стоит?

– На площади Ленина… Вы хотите сказать… что продадите парковку? Универмаг?

– Не-е-е, студент! Ещё шире бери! – рассмеялся Григорий.

Лёша встал из-за стола, подошёл к окну и, глядя на городской пейзаж за ним, добросовестно попытался понять, что там есть такого, за что дадут много миллионов настоящих денег.

– Не знаю, – вздохнул он, вернувшись за стол.

– Лёша, посмотри на меня, – сказал Мотя, нагнувшись вперёд и понизив голос. Когда Лёша сконцентрировал на нём взгляд, сказал: – Мы не будем мелочиться ни на памятник, ни на парковку, ни на универмаг. Мы продадим… – он огляделся по сторонам и сделал широкий жест руками.

– Ничего себе! – только и смог сказать Лёша, когда до него дошла грандиозность замысла. – А как вы ему… этому человеку предложите?..

– Мы ничего так запросто предлагать не будем, – сказал Мотя. – Ему придётся побороться. Заповедь вторая – в клиенте надо пробудить азарт.

– А… а какое вы имеете отношение к?..

– Какое мы имеем отношение к этому? – переспросил Григорий и сделал такой же широкий жест, как брат. – Никакого. Абсолютно никакого. Но клиент этого не знает.

– Почему он должен всему этому верить? – засомневался Лёша.

– Запоминай третью заповедь, Васисуалий, – сказал Мотя. – Чем грандиознее, фантастичнее, нелепее будет твоё враньё, тем легче ему поверят.

– А если всё же он не поведётся?

Братья переглянулись. Григорий сказал, загадочно улыбаясь:

– Игра станет намного интереснее.

Ещё час братья втолковывали окончательно сбитому с толку Лёше, что, собственно, от него потребуется. Потом Мотя хлопнул по плечу Григория, пожал «лапки» Лёше и упиравшемуся Персику и ушёл.

– Григорий, а кто ваш брат? – спросил Лёша, когда за ним закрылась дверь. – Тоже кандидат наук?

– Сапожник, – ответил Григорий.

– В каком смысле сапожник? – изумился Лёша.

– В прямом. Чинит обувь. Всем, кто её приносит, – спокойно сказал Григорий.

– То есть, он не захотел работать по специаль…

– Он школу не окончил. Бросил, когда родители умерли, и пошёл работать. Чтобы мне дать образование. Мать просила перед смертью, чтоб я учился…

Конец 1 части

Скачать на телефон    Купить электронную книгу     Купить печатную книгу

Наверх