portretПоджарский Михаил Абрамович - кандидат технических наук, доцент, преподаватель одного из украинских университетов, опубликовал десятки научных и методических работ. Своим главным достижением считает художественные произведения, собранные в десять книг, которые представлены на этом сайте. Книги иллюстрированы автором.

← Главная

mirror

События романа развиваются в недалёком будущем – в 2056 году. Группа международных террористов готовит громкое политическое убийство. Планируют использовать необычное оружие – стреляющий из него должен быть влюблён в свою мишень.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Замок Эйзен
Негосударственные военные формирования
Пролог

Часть 1
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5

Скачать на телефон    Купить электронную книгу     Купить печатную книгу

Замок Эйзен

В старое время на Балтике, у самой границы с русскими землями, стоял замок Эйзен. Владел им барон Бруно фон Эйзен − человек грубый и нечестивый, живший грабежами, да разбоем. Одно его имя внушало ужас окрестным жителям. Когда он мчался по их полям на чёрном коне в чёрных доспехах во главе шайки головорезов, они прятались кто куда, чтобы избежать издевательств, пыток, а то и мучительной смерти. Всё, что в такие минуты попадалась ему на глаза: имущество, скот, женщины, девки − становилось его добычей и отправлялось в проклятый замок.

Однажды взбрела ему в голову мысль жениться. Невестой себе он выбрал девушку Луизу из небогатого баронского рода. Луиза славилась ангельской красотой, кротостью, благочестием, за что и слыла всеобщей любимицей. Она уже была сосватана, да не за кого-нибудь, а за племянника Бруно – Регинальда. Юноша хоть и принадлежал к роду фон Эйзен, но нравом был противоположностью своего дяди. Он не только избегал участия в дядиных похождениях, но и не боялся высказывать ему своё осуждение.

Луиза и Регинальд были знакомы с детства и любили друг друга. Все в округе считали их прекрасной парой и ожидали свадьбы. Но судьба распорядилась иначе.

Бруно, зная эти обстоятельства, видимо, в пику всем и прежде всего племяннику, которого терпеть не мог, презрел их. Он явился в дом родителей Луизы во главе толпы своих поплечников и громогласно потребовал девицу себе в жёны. Его не смутили ни слёзы девушки, ни мертвенная бледность, покрывшая лицо присутствовавшего при этом Регинальда. Дав бедным старикам на размышление короткий срок, он столь же бесцеремонно, не попрощавшись, в сопровождении громко гоготавших приятелей удалился восвояси.

Зная нрав Бруно, родители Луизы раздумывали недолго. Как ни мил был Регинальд, но быть повешенным на собственных воротах им не хотелось. В тот же вечер они объявили о согласии выдать дочь за барона. Сообщить новость новоиспечённому жениху поручили никому иному, как несчастному Регинальду. А что до Луизы… Мнением девицы в те времена никто не интересовался.

Свадьба состоялась в замке Эйзен в день, назначенный самим Бруно. Невесёлой она была. Невеста не знала, куда прятать глаза, покрасневшие от пролитых слёз. Регинальд, сидевший на другом конце стола, был бледнее мёртвого. Гости, побоявшиеся отклонить приглашение барона, даже не пытались изображать радость. Лишь сам жених и свора его подручных пили вино и вовсю горланили, словно это был последний пир в их жизни.

Никто не знает, как прошла брачная ночь. Криков бедной новобрачной не слышали – у замка были толстые стены.

Нельзя описать горести, навалившиеся на молодую женщину. Одно дело брак с нелюбимым – эка невидаль! Но стать женой зверя в человечьем обличье, будучи самым кротким созданием на земле, это ли не тягчайшая кара? И за что?

Муки несчастной во сто крат усиливались от близости любезного её Регинальда, который жил тут же, в замке. Сколько раз ей хотелось, пока муженёк в очередном набеге, броситься к любимому и хоть на миг забыться в его объятиях! Но благочестие удерживало её. Она всё твердила: хоть ненавистен мне Бруно, он мой законный супруг, а я теперь плоть от плоти и кость от кости его.

Бруно же, став женатым человеком, нисколько не угомонился. Напротив! Он обозлился ещё более. От нелюбви красавицы-жены и ревности к ненавидимому племяннику, он, впадая в неистовство, жёг, крушил и убивал с ещё большим остервенением.

Как-то вздумалось ему упражняться в меткости, стреляя не по мишеням или диким зверям, а по живым людям. На беду в тот день в его свите оказался Регинальд. Протянув племяннику арбалет, Бруно заявил, что желает убедиться в его меткости, для чего тот должен поразить находящегося в отдалении простолюдина. Регинальд вспылил, крикнув, что он не убийца и не собирается выполнять дядины богомерзкие приказы. Барон, немало обрадованный тем, что юноша, наконец, дал повод для наказания, сам выстрелил в того простолюдина, сразив его наповал. Затем он приказал бросить племянника в один из замковых подвалов в надежде, что тот сгниёт заживо.

Расправившись с племянником и считая, что теперь может оставить Луизу одну, Бруно на следующий день отправился в дальний грабительский поход на русские земли.

Дело оказалось долгим, и вернулся он нескоро. Будучи уже на своей земле поблизости замка, на опушке леса он увидел лежащих мужчину и женщину. Не было никаких сомнений в том, чем они занимались. Из любопытства подъехав ближе, он узнал в женщине свою жену, а в мужчине – племянника, которого в мыслях давно уже похоронил.

При виде чудовищной измены Бруно спрыгнул с коня и, выхватив меч, бросился на любовников. Но Регинальд оказался ловчее. Вскочив, он кинулся на дядю и, обезоружив его, привязал к дереву.

Затем он принялся избивать барона, выкрикивая ему в лицо обиды, накопившиеся за долгие годы. Видя, что сейчас произойдёт непоправимое, Луиза, ломая руки, бросилась в ноги любовнику, моля его не убивать дядю, не проливать родной крови. Она кричала, что одна во всём виновата, это она, поддавшись похоти, нарушила данную перед Богом клятву верности, и лишь её одну следует за это покарать. Но Регинальд словно оглох. В нём вскипело фамильное безумие. Вдоволь натешившись избиением связанного, он выпустил ему в сердце стрелу из того самого арбалета. А когда дядя издал последний вздох, тут же под деревом вырыл яму и закопал его в ней на глазах у рыдающей супруги.

Вскоре по округе поползли зловещие слухи, будто бы Бруно фон Эйзена кто-то убил. Говорили всякое. И что то была чья-то месть за давние обиды, и что это дело рук русских лазутчиков, и всякое другое. Ни у кого и в мыслях не было подозревать Регинальда, а тем более Луизу, хоть все знали, что кому, как не этим двоим, желать смерти барона.

Как ни судили, ни рядили, большинство вполголоса благодарило неизвестных убийц, и докапываться до истины никто не стал. По прошествии положенного срока, поскольку Бруно так и не появился, его объявили мёртвым, и все его знавшие вздохнули с облегчением.

Шло время, жизнь брала своё. Было объявлено о новой свадьбе. В назначенный день вся округа собралась в местную церковь в радостном предвкушении весёлого праздника. И только новобрачные Луиза и Регинальд были невеселы. Лишь они одни знали, сколь страшной ценой далось им счастье. Их мучили ужасные предчувствия, которым, увы, суждено было сбыться.

В самый торжественный момент, когда священник спросил согласия молодого, в наступившей тишине вдруг раздался громкий стук. Двери церкви с грохотом распахнулись, и в неё ворвался всадник на чёрном коне в чёрных доспехах. Вопль ужаса вырвался из десятков глоток. Это собравшиеся увидели в зловещей фигуре восставшего из могилы Бруно фон Эйзена.

Всадник яростно налетел на новобрачных, растоптав жениха чудовищными копытами своего коня. Вмиг перебросил он невесту через луку седла и вихрем помчался на берег моря. Там своим палашом он разрыл ужасную могилу и, когда обнажились кости мертвеца, бросил на них вопящую от ужаса Луизу, после чего закопал её живьём. Долго стоял он там, ожидая, когда земля перестанет шевелиться и смолкнут доносящиеся из-под неё глухие стоны.

«Призраком» оказался Густав, родной брат Бруно, который был похож на него как две капли воды. Зная, что не сможет унаследовать ни замок, ни состояния, так как в семье был младшим сыном, ещё юношей покинул он отчий кров и пустился странствовать по свету. Известий от него с тех пор не поступало, и о нём все забыли. Долго его носило по свету. Занесло и в Палестину. Там, у Гроба Господня, решил он прекратить скитания и вернуться домой. По возвращении, подъезжая к родным местам, он встретил человека, который назвался ординарцем его брата. Сидя в трактире за кружкой горячительного, тот рассказал ему об ужасной кончине своего хозяина, которую видел собственными глазами, укрывшись в потаённом месте.

Густав поклялся жестоко отомстить. Скрывая лицо, шнырял он по округе, выспрашивая о Регинальде и Луизе. Месть свою он вынашивал долго, а когда она свершилась, тут же предъявил свои права на замок и стал править там ещё более жестоко и беспощадно, чем его покойный брат.

Правление это закончилось бесславно. Через десять лет русские штурмом взяли Эйзен, убили его хозяина, сам замок сровняли с землёй. В живых остался лишь хозяйский сын, которого во время штурма был не в замке, а в доме кормилицы. Он-то и продолжил род фон Эйзен.

Такова легенда.

− − −

В 1944 году дивизия вермахта, в которой воевал майор Вернер фон Эйзен, вела бои на побережье Балтийского моря недалеко от устья Нарвы. Однажды, когда Вернер, проверяя позиции, перебегал из одного окопа в другой, русский снаряд ударил в землю в пяти метрах перед ним. Смерть была неминуемой. Но случилось нечто невероятное, что сохранило Вернеру жизнь. Взрыв поднял из земли каменную плиту, которая закрыла его от осколков. И только один из них, раздробив колено, почти полностью оторвал правую ногу.

По счастью, сознания майор не потерял. То, что он увидел на плите-спасительнице, заставило забыть о боли. Там была хорошо различима надпись: «EISEN».

Благоговейный ужас обуял майора. Он решил, что его мёртвые предки из-под земли подняли свою надгробную плиту, чтобы спасти ему жизнь.

Эта мысль подействовала на него удивительным образом. Когда он корчился под ножом хирурга, в его мозгу родилась странная идея. После ампутации, когда санитар, разжав ему челюсти, вынул деревяшку, которую вставили в рот, чтобы не откусил язык, он подозвал хирурга и что-то тихо ему сказал.

Хирург, одуревший от сотен операций, не стал спорить с майором, в глазах которого пылало безумие. Пока больному перевязывали культю, он при нём достал из таза ампутированную конечность, отрезал ступню, сделал продольный разрез, обнажил кость, срезал с неё мышцы и сухожилия, отпилил раздроблённую головку коленного сустава, длинной спицей извлёк мозг и бросил очищенную кость в ведро с водой.

Когда майора фон Эйзена отправляли в тыловой госпиталь, рядом с ним на носилках лежал длинный бумажный свёрток.

Через два месяца Вернер, постучавшись в дверь своей квартиры в Мюнхене, пал в объятия жены Магды и сына Хорста. При нём был чемоданчик с пожитками и свёрток, который он не стал разворачивать.

Война шла к концу. В Мюнхене царил голод. С утра Магда брала с собой Хорста и отправлялась на поиски заработка. Вернер, оставшись один, устраивался на кухне и занимался тем, чем увлекался в детстве. Из дерева или костей, если таковые были, он вырезал разные фигурки. Магда их продавала знакомому торговцу, а тот всем желающим. Как ни странно, эти нехитрые поделки пользовались спросом, особенно рождественские ангелочки.

Лишь одну из своих поделок Вернер не продал. Для неё он сделал деревянный футляр и приладил к нему замок, ключ от которого всегда носил на шее. К футляру он запрещал даже прикасаться, что в нём, не говорил.

Война закончилась, стала налаживаться мирная жизнь. На вырученные от своего рукоделия деньги Вернер купил неплохой протез. Работать он устроился в магистрат. Жили они с Магдой скромно. Главной задачей было вырастить Хорста. Свободное время Вернер посвящал прошлому. Вечера напролёт он просиживал в библиотеках, искал в архивах, ходил на лекции к профессорам-историкам. Всё, что узнавал, тщательно записывал.

В 1980 году Вернер, шестидесятитрехлетний вдовец, туристом приехал в Таллинн на олимпийские соревнования. Первым делом он попросил гида их туристской группы отвезти его на побережье, в то место, которое он показал на карте. Эту просьбу долго где-то рассматривали. Какие-то люди задавали ему странные вопросы. Вернер нервничал, смотреть соревнования не ходил, ссылаясь на плохое самочувствие, сидел в гостиничном номере. В день закрытия Олимпиады два предупредительных молодых человека, хорошо говоривших по-немецки, посадили его в чёрную «Волгу» и повезли в указанное место. Там, где во время войны шли бои, и где был ранен майор фон Эйзен, теперь был пионерский лагерь. Вернера поводили по лагерю, показали счастливых советских детей и увезли назад в Таллинн. Помогать пожилому немцу искать какую-то каменную плиту с выбитой на ней надписью сопровождающие вежливо отказались.

Вернувшись домой, Вернер слёг и вскоре умер.

Почувствовав, что смерть близка, он созвал близких: сына Хорста, его жену Луизу и их шестилетнего сына Бруно. Первым делом он попросил Хорста принести «ту самую коробочку». Сняв с шеи ключ, открыл её и осторожно достал длинный жёлтый предмет.

То был нож. Длинный нож с узким выпукло-вогнутым лезвием и рукояткой, обмотанной кожаной лентой. Зимой сорок пятого Вернер вырезал его из собственной берцовой кости. Нож получился острым, им можно было зарезать человека. На выпуклой стороне лезвия Вернер вырезал фамильный герб фон Эйзенов – железную перчатку над замковой башней в окружении девиза «Festhält ihriger» («Держу своё»). На вогнутой стороне – план местности, где был ранен.

Собрав остаток сил, Вернер рассказал историю ножа. Затем протянул его Хорсту и потребовал поклясться на нём, что тот сделает всё возможное, чтобы восстановить их родовое гнездо, замок Эйзен. А если данное ему не удастся, завещает своему сыну. Хорст, держа в дрожащих руках жуткий предмет, произнёс требуемую клятву.

После похорон отца Хорст убрал нож в самый дальний угол и предпочёл забыть о клятве, которую счёл причудой умирающего. Он погрузился в дела своей адвокатской конторы, увеличивая семейное состояние.

Прошли годы. Хорст стал зрелым состоятельным мужчиной. Бизнес он поставил хорошо, и контора больше не нуждалась в его присутствии. Можно было отойти от дел, передав их младшим компаньоном. Они с Луизой решили продать мюнхенскую квартиру и купить домик в Альпах.

Перед тем, как продать мебель, Хорст занялся разборкой старого хлама. Ему попался запылённый деревянный футляр. Хорст его открыл − ключ лежал рядом − и увидел тот самый нож. Он сразу вспомнил всё.

Он вспомнил стук в дверь и стоящего на пороге измождённого человека на костылях. Вспомнил, как отец проводил долгие вечера, читая какие-то бумаги, как они гуляли по берегу Изара и отец рассказывал ему, о войне, об их предках, о том, как хорошо было бы поселиться там, откуда пошёл их род. Он вспомнил огонь безумия, нет, безумной надежды, который горел в глазах умирающего старика, когда он, Хорст, держа в дрожащих руках этот жуткий нож, произносил слова клятвы.

Хорст сидел с ножом, сделанным из кости его отца, и плакал. Ему было безумно жаль отца, жаль, что он не выполнил клятву, которую когда-то считал глупой, что столько лет прошло впустую.

Он разыскал записные книжки отца и, забыв обо всём, погрузился в чтение. Пока он читал, в его глазах разгоралось пламя.

На следующий день Хорст уже был в Эстонии. Через три недели земельный участок, на котором, возможно, когда-то стоял замок, был куплен у хитрых эстонцев за бешеные деньги.

Перспектива строить замок в Эстонии вместо того, чтобы просто купить дом в Альпах, Луизе не понравилась. Хоть она и была тёзкой главной героини, легенда семьи фон Эйзен была для неё лишь красивой историей. Перед отъездом Хорста у них состоялся неприятный разговор.

В отсутствие мужа Луиза из чистого любопытства стала просматривать записи свёкра. Чтение её увлекло. Проснулся профессиональный интерес – она была архитектором. Закончив чтение, Луиза села за компьютер, и вернувшийся Хорст был немало удивлён, увидев первые наброски будущего замка.

Архитектурный проект они создавали вдвоём – Луиза сидела за компьютером, Хорст ходил из угла в угол у неё за спиной. Не обходилось без жарких споров – профессиональный практицизм жены плохо сочетался с мужниным романтизмом.

На работу ушло, ни много ни мало, два года. В конце концов, проект был готов. Творение Луизы внешне выглядело типичным замком эстляндских рыцарей – массивные зубчатые стены, угловые башни с остроконечными крышами, утыканные гвоздями массивные ворота. Но внутри это было жилище, оборудованное по последнему слову науки. Проект был одобрен известными архитекторами, даже получил приз на Международном конкурсе.

Вскоре началось строительство. На него ушло всё состояние Хорста. Луиза без сожаления продала свои драгоценности. Благо, Бруно уже был взрослым самостоятельным мужчиной и не нуждался в их поддержке. Несмотря на протесты родителей, часть своего заработка дипломата он отдавал на строительство.

К тому времени, когда Бруно женился на Юдит и получил первое дипломатическое назначение, стены замка были возведены только на одну треть. Когда у них с Юдит родился Генрих, была закончена крыша. Когда Бруно стал работать в ЮНЕСКО, а Генрих пошёл в школу, закончились отделочные работы на первом этаже. В тот же год умер Хорст.

После смерти мужа Луиза держалась только благодаря строительству. Бруно как мог ей помогал. Он разрывался между работой, своими книгами и замком. Хорошо, что Юдит взяла на себя все заботы по дому и воспитанию Генриха.

Когда строительство подходило к концу, Луиза тяжело заболела. Врачи нашли у неё неоперабельный рак. Её можно было спасти, если бы она начала лечиться раньше. Но она была занята строительством и не обращала внимания на болезнь, считая её возрастным недомоганием.

Когда замок был закончен, Луиза почти не приходила в сознание. В один из редких периодов просветления Бруно провёз её инвалидном кресле по всем помещениям замка. Она смотрела по сторонам затуманенным взглядом и слабо улыбалась. Увидев на почётном месте футляр с ножом, она прошептала на ухо Бруно: «Не увози меня в больницу. Я хочу умереть здесь».

Она умерла той же ночью, к утру. Бруно похоронил её тут же, в замке, в специально построенном склепе. Сюда же он перевёз и прах Хорста, Вернера и Магды.

 

Негосударственные военные формирования (НВФ)

Негосударственные военные формирования (НВФ) – структуры, участвующие в решении оборонных и правоохранительных задач, в состав которых входят лица, официально не состоящие на военной службе.

В локальных войнах первой четверти XXI века высокую эффективность показали добровольческие военные формирования. Отличаясь высокой мотивацией, лишённые груза бюрократии, они оказались способными решать сложные боевые задачи. Созданные в результате самоорганизации гражданского общества, они быстро утвердились как структуры, параллельные официальным армиям.

При отсутствии глобальной военной угрозы, в условиях нарастающих экономических проблем многие страны были вынуждены сократить оборонные бюджеты и перейти к небольшим профессиональным армиям. Однако рост межэтнической напряжённости и террористических угроз вызвали озабоченность населения вопросами безопасности, которая породила движения по созданию НВФ даже там, где упомянутых локальных войн не было, но, благодаря сокращению армий, возник избыток военных специалистов.

Существуя за счёт волонтёрской помощи, НВФ изначально пользовались значительной свободой в выборе источников финансирования. Это привело к их стремительной коммерциализации. На базе добровольческих формирований стали создаваться частные компании, оказывающие услуги силового характера. Используя мощное парламентское лобби, они перетянули на себя значительную часть оборонных бюджетов. В итоге государствам стало выгоднее платить частным компаниям, чем самим содержать армии. В конце 30-х годов это привело к новой волне сокращения вооружённых сил.

В 40-х годах военное дело в развитых странах большей частью перешло в руки коммерческих структур. Рынок окончательно структурировался. Основные его сегменты: разведка и контрразведка, наземные боевые операции – находятся под контролем крупных военных компаний. Отдельный сегмент заняли узкоспециализированные фирмы: диверсионные, снайперские, хакерские.

В полном соответствии с законами экономики, едва сформировавшись, рынок военных услуг стал сам создавать себе спрос. Помимо государственных заказов на нём появились и другие, о которых широкая общественность ничего не знает. По оценкам экспертов в настоящее время рынок состоит из двух частей: видимой и того, что называют подводной частью айсберга. Первую часть контролируют легальные структуры, вторую − Военные Гильдии.

В Гильдии объединились те квалифицированные специалисты, которые участию в коммерческих структурах, предпочли самостоятельную деятельность. Число Гильдий доподлинно неизвестно. Они тщательно избегают огласки. Их членам запрещено даже подтверждать сам факт их существования. Временами появляются отрывочные данные о Гильдии Разведчиков, Гильдии Коммандос («Гильдия Шварценеггера»), Гильдии Пилотов, Гильдии Экстрасенсов, Гильдии Военных Консультантов.

По имеющимся данным самая влиятельная из них − Гильдия Стрелков, в которую входят снайперы.

Википедия, 2048 г.

 

Пролог

Венгрия, Кишкунхалаш, 19 июня 2026 г.

− Снайпер, доложите обстановку!

− Помещение полуподвального типа, на окнах наружные решётки, окна занавешены, свет погашен, на входе металлическая дверь. Я на чердаке дома напротив. Доклад окончил, – отчитался Эрик Ружинский. Он организовал свою огневую позицию на чердаке старого пятиэтажного дома через дорогу от захваченного бандитами ночного клуба.

− Внимание всем! Довожу боевую обстановку, − голос взводного в наушниках был хриплым после бессонной ночи. – Во-первых, это не учения, это боевая операция. Во-вторых, в этом ночном клубе три уголовника удерживают пятьдесят заложников. В-третьих, самое плохое − большинство заложников дети. У них тут выпускной. Наша задача – удерживать оперативное пространство до прибытия местного спецназа. Вопросы?

− Я пятый. Чего они хотят?

− Чтобы местные полицаи выпустили их кореша из обезьянника. Они сами не отсюда. Ехали куда-то в Австрию, один по пьяне подрался с местными. Его и повязали. Эти трое то ли пьяные, то ли обкуренные.

− Взводный, какого хрена мы тут делаем? Мы ж натовское подразделение, местные разборки – не наша тема.

− В этом городишке всего пятнадцать полицейских, и самое страшное преступление, когда чья-нибудь собака нагадит соседу под дверь. Ближайший спецназ летит сюда из Будапешта и будет минут через тридцать. Они прилетают – мы ушиваемся домой баиньки. Сейчас кроме нас в радиусе ста километров больше никого нет. Ещё вопросы?

− Я восьмой. А если реально воевать придётся, то чем будем? Мы же весь боезапас ночью выстреляли. У меня пусто.

− Ещё раз объясняю. Мы только удерживаем оперативное пространство и ни во что не вмешиваемся. Если обстановка обострится – тогда будем действовать по обстоятельствам.

− Может, наших позвать? Они ближе.

− Я спрашивал. Не разрешают. Начальники в Брюсселе не хотят в это дело влезать. Всё! Отставить разговоры! Всем быть на связи!

Они, взвод отдельного батальона специального назначения, возвращаясь с трёхдневных учений, проезжали мимо этого городка. Поступил приказ срочно выдвинуться на помощь местной полиции. Ребята злые – здорово устали. К тому же, боекомплекта действительно не было. У Эрика осталось всего три патрона. У остальных столько или совсем ничего. Прошлой ночью они хорошо выложились. Если, не дай бог, надо будет действовать, то придётся голыми руками.

Полицейские, которые прятались за машинами метрах в десяти от захваченного ночного клуба, плохо представляли, что им делать. Они перегородили машинами улицу с двух сторон, но зевак с неё убрать не догадались. В подъездах и за углом дома, в подвале которого был клуб, было много гражданских. Журналисты со своей аппаратурой вертелись почти у самих его окон.

Полицейский стал что-то орать в мегафон. Эрик не понимал, что он там орёт, но приказной тон был явно неуместен. Бандитам сейчас нельзя приказывать, их надо уговаривать.

Вдруг на одном из окон клуба отдёрнулась занавеска, на подоконник взобралась девушка, открыла малюсенькую форточку и стала в неё что-то кричать, высоко задирая голову. Она была сильно напугана, причёска растрёпана, тушь с ресниц растеклась по лицу. Ей дали договорить и силой сдёрнули с подоконника.

Полицейские полминуты посовещались, затем тот, с мегафоном, что-то коротко ответил. Через форточку донеслась раздражённая тирада, очевидно, кого-то из бандитов.

В наушнике раздалось:

− Обстановка обостряется, готовимся к штурму! – взводный оценил ситуацию и принял решение. – Первое отделение, занять позицию за углом здания. Командир, цепляешь трос к «бычку» и ждёшь с ним в руках. Как дам команду, бежишь к окну подвала и цепляешь трос за решётку. Надо вырвать её из стены. Решётка вылетает, первое отделение входит в подвал через окно и открывает входную дверь. Второе отделение входит через дверь. Третье отделение, вы держите улицу. Как поняли?

Не успели командиры отделений ответить, как в подвале раздался выстрел, за ним визг и крики. Эрик снял винтовку с предохранителя, дослал патрон, изготовился к стрельбе. Всё, что происходило потом, он видел, как в замедленном кино.

В подъезде рядом с подвалом появились бойцы из второго отделения. За углом сгруппировалось первое отделение, прогнав пинками гражданских. Впереди был их командир, здоровенный украинец, с крюком буксировочного троса в руках. Ему предстояло пробежать метров пятнадцать и закрепить этот крюк на оконной решётке. В отдалении заурчал двигатель «бычка» − лёгкого бронетранспортёра.

Вдруг дверь приоткрылась, и на улицу выбросили что-то похожее на большую куклу, и дверь быстро захлопнулась. На улице наступила мёртвая тишина. На мостовой лежал труп паренька. Из отверстия в пробитой голове свисал мозг. Под ней быстро расплывалось тёмное пятно. В тишине раздался дикий женский крик.

− Взводный, я готов! – командир первого отделения стоял в позе высокого старта, его ноздри раздувались.

− Вперёд!.. Отставить!

Человек пять полицейских ринулись выносить труп и перегородили улицу. К окну с решёткой было не подступиться. Бандиты решили, что начался штурм. В подвале раздался ещё один выстрел, и вслед за ним крики. Полицейские отбежали назад.

Секунд через пятнадцать дверь снова приоткрылась. Эрик взял в прицел её край на уровне человеческого роста. Бандит опять выбросил труп. На мгновение его голова показалась из-за двери. Эрик просчитал её перемещение и, не дожидаясь команды взводного, выстрелил в стену рядом. Пуля, срикошетив от бетона, попала точно в цель. Через секунду бандит вывалился наружу, заклинив собой дверь.

− Отставить трос! Дверь открыта! Все вперёд!!! – ревел в наушниках голос взводного.

Штурм продолжался секунд пятнадцать. Ребята из первого отделения, добежав до ближайшего окна, сквозь прутья решётки прикладами разбили стекло и бросили внутрь светошумовые гранаты − остались же у кого-то! Вспышки, хлопки, из подвала повалил дым. Второе отделение, топча труп бандита, ворвалось внутрь. Бойцы выволокли на улицу двух оставшихся подонков и стали избивать их ногами и прикладами. Команд взводного никто не слушал. Ему пришлось кулаками приводить бойцов в чувство. Было поздно – то, что осталось от бандитов, напоминало две кучи тряпья.

Из подвала, кашляя от дыма, выходили бывшие заложники. На мостовой над трупом юноши, обхватив голову руками и раскачиваясь, рыдала пожилая женщина. Суетились журналисты. Издалека приближался шум вертолётных двигателей.

 

Часть 1

Глава 1

Эрик

Сегодня экспедиционный отряд Международной лунной станции вышел к месту посадки космического корабля «Апполон-11» в юго-западном районе Моря Спокойствия. Рядом с отлично сохранившимся посадочным модулем и местом, где до сих пор хорошо видны следы Нила Армстронга и Эдвина Олдрина, они развернули и установили двадцатиметровый обелиск, где на сорока языках Земли написана историческая фраза Армстронга: «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества».

Гугл Ньюс, 29 мая 2056 г.

− Пора просыпаться! Пора просыпаться! – рвался в сон голос.

Эрик сопротивлялся этому вторжению, стараясь задержать восхитительное видение. Ему снилась Амира. Они вдвоём летели в его вертолёте в какое-то прекрасное место. Она прижималась к его плечу. Он ощущал блаженство, как вчера, когда она была рядом наяву.

− Пора просыпаться! Пора просыпаться! – не унимался дом. Видение растаяло, и Эрик открыл глаза.

− С добрым утром, дорогой Эрик! − отреагировал дом. – Сегодня двадцать девятое мая две тысячи пятьдесят шестого года, понедельник, восемь часов утра. Во Вроцлаве прохладно − двадцать три градуса. Курс юаня к евро один к пятнадцати, к иранскому риалу − один к трём, к североамериканскому доллару – один к ста двенадцати. Не хотите ли ознакомиться с последними новостями?

− Спасибо, нет! – фыркнул Эрик.

На подоконнике сидела белка и разглядывала Эрика, нетерпеливо подёргивая пушистым медно-красным хвостом.

− Привет, рыжая! Заждалась? − Эрик сбегал на кухню, принёс оттуда пакетик с орешками и высыпал три штуки на подоконник. Белка осторожно подошла, взяла орешек, отпрыгнула назад и начала есть, держа его в лапках.

Они подружились недавно. Как-то раз белка заметила орешки, забытые Эриком на подоконнике, и запрыгнула на него с ветки клёна, росшего под окном. После того случая она стала наведываться регулярно, каждый раз получая угощение.

Белка, наверное, почувствовала радостное состояние Эрика. Ещё вчера, схватив орешек, она убегала к себе на дерево. Сегодня же не торопилась уходить, ела здесь. Когда последний орешек был съеден, Эрик положил ещё один на ладонь и осторожно поднёс её к подоконнику. Белка сначала отбежала, но затем, подумав, нерешительно подошла, принюхалась, встала на задние лапки и, опершись передними о ладонь, взяла угощение. Нежное прикосновение тёплого тельца снова напомнило Эрику об Амире. Та тоже касалась его едва ощутимо, будто лёгкий ветерок. Белка взяла орешек в зубы и стремглав бросилась на ветку клёна, взлетела вверх по стволу и скрылась в густой кроне.

Этот стремительный взлёт вернул Эрика к действительности. Он вспомнил, где познакомился с Амирой. Это случилось вчера на корпоративной вечеринке Гильдии Стрелков. Она была гетерой, которую пригласили развлекать гостей. Он же присутствовал там по необходимости – как член Гильдии обязан был посещать её собрания, которые обычно проходили под видом вечеринок.

Действительность состояла также и в том, что та часть его жизни, в которой он, полковник Эрик Ружинский, был Стрелком, тщательно скрывалась. Для непосвящённых он был обычным военным пенсионером.

− − −

− Вы нарушили режим, ели много сладкого, − сообщил туалетный анализатор. − Рекомендую увеличить физическую нагрузку на шестнадцать процентов.

На первом этаже своего дома Эрик оборудовал небольшой спортзал. Он не признавал новомодные киберстимуляторы мышц − костюмы, двадцатиминутное ношение которых давало эффект полуторачасовой физзарядки. Эрик предпочитал заниматься спортом по старинке − лично, не перепоручая своего тела искусственным биотокам.

Он установил среднюю скорость беговой дорожки, попросил дом включить танцевальную музыку и побежал, с удовольствием сжигая лишние калории. Бежать предстояло сорок минут. Было время поразмыслить.

Что, собственно, дал ему вчерашний вечер, кроме знакомства с Амирой? На таких мероприятиях развлечения были лишь приятным дополнением к деловым разговорам, в которых решались организационные вопросы Гильдии и, главное, Стрелки? получали заказы. Чем в этом смысле закончилась вечеринка для Эрика? Ничем, полным нулём. Никто и не пытался говорить с ним о деле. Ну что ж… Бизнес есть бизнес. Бывают и простои.

Эрик выключил тренажёр, надел датчики физиотестера и выполнил положенные тестовые упражнения.

− Ваш физиологический возраст двадцать шесть лет, − прозвучал вердикт.

«Весьма недурно в мои-то пятьдесят два!» − отметил Эрик.

Перед тем как сесть завтракать, Эрик связался с вертолётом и дал ему команду на прогрев систем. Он собирался слетать в Париж, купить Амире подарок. Ночь они провели у него, а под утро на белом «Фольксваген-Тайфуне» за ней заехал её водитель Надим. Эрик очень не хотел её отпускать, но она пообещала к вечеру вернуться.

В его «Опель-Фрегате» было много интересных устройств, которым позавидовал бы владелец обычного вертолёта. Была там система кругового наблюдения, которую Эрик дополнил «электронным носом». За завтраком он обычно просматривал её записи. Включил просмотр и сегодня.

2056:05:29;01:07:57. Начало записи. Они с Амирой уходят со стоянки. Запах алкоголя, его собственный запах и сложный женский запах.

2056:05:29;02:24:32. Мимо стоянки проходит пожилой мужчина с собакой. Интересное время для выгула домашнего любимца… Лёгкий запах ацетона… Понятно – у мужчины диабет, от него и бессонница.

2056:05:29;02:56:18. Мимо вертолёта бежит кошка.

2056:05:29;04:34:41. Появляется садовник и начинает возиться в вазоне рядом со стоянкой. Запах алкоголя и сильный запах аммиачной селитры. Наверное, удобрение в почву вносит.

2056:05:29;05:47:07. Весело помахивая сумочкой, проходит девушка. Живёт через дом от Эрика. Зовут, кажется, Агнежка. Индикатор «электронного носа» расцветает надписями: парфюмерии на целый магазин хватит, алкоголь, немного кокаина, запахи её самой и мужчины, нет, двух мужчин.

Вроде бы ничего необычного…

Эрик сварил кофе и налил его в маленький серебряный стаканчик. Он купил его у туарегов в Судане и пользовался только под настроение. Сейчас настроение было именно то.

Стоп! Почему удобрять цветы надо в полпятого утра? И садовник незнакомый. Обычно за цветами ухаживал пожилой вьетнамец.

Эрик вернул запись садовника. Слишком высокий для вьетнамца. Стоит спиной к камере. Лица не видно – на голове капюшон куртки, на руках перчатки. Эрик увеличил изображение и просмотрел запись в замедленном темпе. Вот садовник что-то взял из своей тележки и переложил в вазон. Тележка поднялась на рессорах сантиметра на полтора. Если это удобрение, то его там не меньше килограмма. Зачем цветочкам столько?

Эрик поискал в Глобалнете, и в Массачусетском технологическом нашёл мощный онлайновый анализатор запахов. Он переслал туда запах садовника и оплатил детальный анализ.

Не успел Эрик допить кофе, как пришёл ответ, от которого радостное настроение сразу улетучилось. Из результатов анализа следовало, что садовник − европеец, возможно, блондин, возраст до тридцати лет, находится в состоянии лёгкого алкогольного опьянения, имеет очень высокий уровень тестостерона в крови.

Если это не садовник, то селитра ему нужна не для того, чтобы цветочки удобрять! Взяв швейцарский нож, Эрик, поспешил на свою стоянку, которая была в сотне метрах от дома. От соседних её отделяли бетонные вазоны, в которых росли цветы. На бортике того, где работал садовник, стоял какой-то прибор. Осторожно пойдя, Эрик увидел, что это обычный регулятор комнатного освещения с таймером. От него тянулся тонкий провод куда-то в цветочную гущу.

Эрик выдвинул из ножа кусачки и стал осторожно срезать листья по обе стороны провода. Вскоре обнаружилось, что провод входит в бумажный свёрток. Таки бомба...

Эрик убедился, что вокруг никого нет, лёг на землю рядом с вазоном, поднял руку с ножом и осторожно перекусил провод. Затем быстро перевернулся лицом вниз и накрыл руками голову. От взрывной волны его бы защитила бетонная конструкция вазона, направив её вверх.

Ничего не произошло. Эрик добросовестно пролежал с минуту. Похоже, «секрета» в бомбе нет. Можно посмотреть, что там за «удобрение».

Пакет был наполнен смесью аммиачной селитры и алюминиевой пудры. Вместо детонатора – обычная петарда, в которую входил провод. Взрыв такой бомбы выглядел бы делом рук взрывника-любителя. «Садовник» собрал бомбу из материалов, которые продаются в любом хозяйственном магазине. Но сделал это грамотно – знает взрывное дело. В одном просчитался – на индикаторе таймера был ноль, он не установил время взрыва. Да и сам прибор был на видном месте, хотя логично было бы его спрятать.

Взрыватель был установлен не на время. Он должен был сработать от чего-то другого. Эрик посмотрел на свой вертолёт через камеру коммуникатора. В инфракрасном свете на дверце был хорошо виден какой-то отблеск. Осмотр окрестностей выявил последний элемент «адской машины» − дистанционный пульт того самого регулятора освещения под мусорной урной неподалёку. Он лежал так, чтобы регулятор-взрыватель «видел» его сигнал, отражённый от дверцы вертолёта. Чтобы пульт всё время работал, к его кнопкам скотчем был плотно примотан камешек. Если бы Эрик открыл дверцу и прервал сигнал, то стал бы жертвой «немотивированного теракта, подготовленного террористом-одиночкой». Просто, дёшево и сердито. Очень сердито.

Эрик понял, что был на волосок от гибели. Во время своей операции по разминированию он лишь чудом не заслонил собой сигнал, поступавший на взрыватель.

– – –

Эрик поднял вертолёт в воздух и задал ему парижские координаты. Затем закрыл глаза и расслабился.

– Хотите ознакомиться с новостями? – спросил вертолёт.

– Не сейчас, – ответил Эрик. – Лучше включи музыку.

– Как всегда Девятую симфонию Бетховена?

– Нет, Седьмую. Мне надо подумать.

Кто? Кто он, высокий блондин, любитель удобрять цветочки взрывчаткой? Действительно ли террорист-одиночка, который работает наугад? Вряд ли – пульт взрывателя смотрел конкретно на машину Эрика.

Кто-то из Гильдии?

Устав Гильдии Стрелков Эрик видел только один раз при своём вступлении в неё. Это был лист настоящего вручную изготовленного пергамента, исписанный от руки красивым каллиграфическим почерком. Ни бумажных, ни электронных его копий не было. Устав − единственный документ, подтверждавший существование Гильдии.

Согласно Уставу, члены Гильдии Стрелков обязаны были доступными им способами участвовать в борьбе с международной организованной преступностью, терроризмом, крайними проявлениями национализма и фашизма. В этом они должны были содействовать правительственным организациям, а также юридическим и физическим лицам, преследующим упомянутые цели. Под «доступными способами» подразумевалось физическое уничтожение членов преступных и террористических группировок. За свою работу Стрелки? имели право принимать вознаграждение, одну десятую часть которого они должны были перечислять на счета Гильдии.

Устав оговаривал некоторые запреты. Категорически запрещалось стрелять в детей и подростков, использовать усовершенствованное оружие, если это давало одному Стрелку в существенное преимущество перед другими. Каждый член Гильдии обязывался обеспечивать конфиденциальность её деятельности и своего участия в ней. Стрелок не имел права сам контактировать с заказчиком. Их отношения должны были происходить исключительно через посредника.

Нарушение Устава грозило Стрелку смертью. Вступив в Гильдию, он уже не мог её покинуть и до конца жизни был обязан соблюдать Устав, независимо от того продолжал он принимать заказы или нет.

Гильдию возглавлял человек, которого называли Председателем. С Эриком он разговаривал всего один раз, когда принимал в неё. Произвёл впечатление человека высокомерного и нелюдимого.

Основу Гильдии составляли тридцать семь Стрелков. Кроме них были посредники, на которых лежала вся организационная работа. Они обеспечивали Стрелков заказами, снабжали оружием, организовывали тренировки.

Ни с кем из имевших отношение к Гильдии, у Эрика конфликтов не было. Вряд ли «садовник» был оттуда.

Впрочем, вчера произошел незначительный инцидент…

Один из Стрелков попытался предъявить свои права на Амиру. Молодой немец, бывший спортсмен. Фамилия у него редкая, аристократическая – фон Эйзен. Он в Гильдии давно, но с Эриком никогда не разговаривал, похоже, избегал его. А вчера, держа в руках два бокала вина, подошёл к ним с Амирой и заявил, что эта дама с ним. Эрик был так поглощён Амирой, что просто от него отмахнулся.

А ведь он подходит! Высокий блондин. Пил вчера. И весьма озабочен…

– Не хотите ли ознакомиться с новостями? – прервал размышления Эрика вертолёт. – Возможно, кое-что вас заинтересует.

– Хорошо, включай, раз настаиваешь. Только пусть алегретто доиграет, – согласился Эрик.

Когда оркестр сделал паузу, вертолёт прервал музыку и включил новости. То, что Эрик услышал и увидел на экране, заставило его забыть обо всём:

− … жертва ситихантеров. Представитель полиции сообщил, что преступление произошло совсем недавно. Головы, как видите, нет. Чтобы установить личность жертвы понадобится какое-то время, – корреспондент стоял у белой машины с открытым верхом, за рулём которой сидел окровавленный труп мужчины без головы.

Это был тот самый «Фольксваген-Тайфун», в котором Надим увёз Амиру. За рулём было то, что осталось от Надима.

 

Глава 2

Казик

Сегодня, в день, когда 425 лет назад увидел свет первый номер La Gazette, на её родине, в Париже, открылся съезд Международной организации журналистов. В своём вступительном слове генеральный секретарь Франсуа Тшинда отметил, что сейчас, когда в Сети циркулирует гигантский информационный поток, источником которого является каждый, выкладывающий в туда свои сообщения, профессия журналиста, наученного объективному и беспристрастному освещению событий, становится востребованной, как никогда. И хоть мало кто из нас держал в руках настоящую газету, напечатанную на бумаге, все мы гордимся принадлежностью к славной когорте газетчиков, зародившейся более четырёх столетий назад.

Гардиан, 30 мая 2056 г.

При виде Казика дежурный инспектор Юзек Хандрыга оскалился:

− Здорово, Мартулевич! Ты всё на своём антиквариате ездишь? И сколько это ему лет? Сотня уже исполнилась?

− Сам ты антиквариат! – отрезал Казик. – Пятьдесят лет назад мой «Майбах» был самой крутой тачкой в мире!

− Ну конечно! Твои сто пятьдесят килограммов порядочная машина возить откажется!

− Не сто пятьдесят, а сто двадцать. Тебе, деревенщине карпатской, не понять. Ладно ржать. Что тут у вас?

− У нас так же, как у вас! Сам не видишь? Мужику голову отпанахали.

Казик прошёл за ограждение. За рулём роскошного «Фольксваген-Тайфуна» сидело тело могучего мужчины в дорогой белой рубашке и белых брюках, но без головы. Оба передних сидения, капот и часть мостовой были залиты кровью.

− Как думаешь, Юзек, чья работа?

− Похоже на ситихантеров. Голова отрезана, это раз. Резали ножом с маленьким лезвием, это два. Нет, ну не дебилы? Собрался голову человеку отрезать – возьми нормальный большой нож! Почему они всегда перочинным режут?

− Наверное, потому что в кармане помещается, − предположил Казик, делая снимки коммуникатором. – Тут что-то не так. Ситихантеры всегда жертву мучают, а тут следов издевательств не видно.

− Да, это странно. Тут ты прав, − согласился Юзек. − И голову отрезали уже у мёртвого. Убили быстро, похоже, выстрелом в затылок, видишь, руки на руле остались. И ещё: покойничек не из бедных был, а эти подонки только за быдлом охотятся, богатых не трогают.

− Спасибо, Юзек! Удачи тебе! Поеду в редакцию материал делать, − сказал Казик, пряча коммуникатор. − Монике привет передай!

Казик ещё раз обошёл машину. На заднем сиденье чисто, корпус сзади чистый. Задняя правая дверца приоткрыта. Если в машине был пассажир, то он не пострадал.

− − −

Вернувшись в редакцию, Казик обнаружил у своего стола стоящие рядышком два стула. Пошлые шуточки коллег! Не глядя, он пнул лишний стул, чтобы отфутболить его подальше. Но не тут-то было – стул не сдвинулся с места. На нём лежал двадцатикилограммовый «блин» от штанги. На соседнем стуле – тоже.

− Я не буду ходить в спортзал! – громогласно заявил Казик, ни на кого не глядя. – Мне нравится, когда меня много!

Под сдавленные смешки за спиной он оттащил оба стула на середину зала и уселся за соседний стол.

Чтобы выложить репортаж, осталось минут пять. Если его опередят, прощай гонорар. Он подключил коммуникатор к редакционному серверу и набрал заголовок: «Шок! Обезглавленный труп в центре Вроцлава!».

− Пан Казимир Мартулевич? – раздалось рядом.

Краем глаза Казик увидел две ноги в серых брюках и дорогих туфлях.

− Ну, я это, − не скрывая раздражения, проворчал он и поднял глаза на говорившего.

На него смотрел спортивного телосложения мужчина неопределённого возраста и неопределённой наружности. Именно эта неопределённость и заинтересовала Казика.

При всём внешнем своеобразии Казик Мартулевич в первую очередь был классным журналистом. Профессиональная интуиция не раз помогала ему делать сенсационные репортажи. Впрочем, отыскав убойную тему и сделав первый репортаж, он тут же терял к ней интерес. Он ныл, что это мелко, несерьезно и лично ему неинтересно, а он ждёт чего-то неординарного. Тему без сожаления отдавал, и кто-то другой получал за неё гонорары и даже профессиональные премии. Все журналистские блага проходили мимо, а он спокойно ел гамбургеры, осыпая крошками дешёвый пиджак. Коллеги за глаза называли его спящей невестой, ждущей своего принца, который её всё равно целовать не будет потому, что невеста жирная.

Сейчас интуиция Казика проснулась. Он перевёл взгляд на экран коммуникатора, и тут же поймал себя на мысли, что не может вспомнить лицо, которое видел всего мгновение назад.

− Чем могу быть полезен?

− Вы пишите о ситихантерах. Я читал ваши статьи.

Голос незнакомца был таким же невыразительным, как и внешность. По-польски он говорил правильно, но чувствовалось, что этот язык ему неродной.

− Не ожидал, что они сейчас кого-то интересуют. По-моему, всем наплевать, кого там убивают в пригородах. Люди заняты только собой, − Казик как бы невзначай отвёл взгляд, и лицо собеседника снова ускользнуло из памяти.

− Вы плохо думаете о своих читателях.

Странное лицо. Ни одной запоминающейся черты. Гладкая кожа, ни родинок, ни шрамов, ни морщин. Как у людей на рекламных плакатах – красивые, правильные лица, а запомнить невозможно. Типичное лицо типичного человека. Но здесь было что-то ещё, какая-то особенность, которая мешала восприятию, отключала память.

− Да вы присаживайтесь, − пригласил Казик.

Осмотревшись в поисках свободного стула, посетитель отправился в центр зала, легко одной рукой переложил «блин» с одного из стульев на другой и, взяв пустой, вернулся. Когда он сел напротив, и его лицо отразилось в оконном стекле, Казик всё понял.

Когда-то Казик неплохо рисовал. Студентом даже посещал факультатив изобразительного искусства. Он знал: лицо человека и его отражение не бывают одинаковыми, потому что левая и правая стороны лица разные. Эта асимметрия придаёт ему индивидуальность, позволяет запомнить. Лицо же незнакомца и его отражение были одинаковыми. Его левая сторона была зеркальным отражением правой. Оно явно было плодом пластической хирургии.

Сколько стоит внешность VIP-персон Казик знал – недавно писал об этом статью. Он прикинул, сколько может стоить лицо незнакомца. Получилось, что очень много. Да и не в этом дело. Человек вложил кучу денег не в молодость и красоту, а, наоборот, чтобы его внешность стала как можно менее заметной, её невозможно было запомнить. Зачем?

Казик забыл о трупе в машине. Вот она настоящая удача! Это действительно интересно.

− Простите, с кем имею честь?

− Эрик Ружинский. Можно просто − Эрик.

Его рукопожатие было сильным, но коротким.

− Эрик, позвольте… – спохватился Казик. − Редакция охраняется, мне о посетителе не сообщали. Как вы сюда прошли?

− У меня пропуск, − последовал ответ.

Казик открыл было рот, чтобы попросить этот пропуск, но передумал. Вместо этого спросил:

− Всё же, чем могу быть полезен?

− Мне нужна информация о ситихантерах. Желательно о местных.

– Э-э-э… это простое любопытство?

– У меня к ним есть пара вопросов.

− Вы считаете, что я могу помочь?

− Уверен.

− Хорошо, я попробую вам помочь, – сказал Казик, для виду выдержав паузу. – Но только попробую. Обещать не могу. Если не секрет, зачем это вам?

− Разрешите об это умолчать.

− Не хотите − не говорите. Но, в таком случае, у меня будет условие.

− Я весь − внимание.

− Если нам удастся разыскать ситихантеров… если удастся… Э-э-э… я буду вас сопровождать.

− Если вы намерены написать статью, то я возражаю.

− Простое любопытство.

− В таком случае не считаю возможным вам препятствовать, − незнакомец секунду колебался, − но должен предупредить – написание статьи будет для вас фатальной ошибкой.

− Я не испугался.

− Договорились.

− Зовите меня просто Казик.

Он протянул посетителю руку. Тот, опять секунду поколебавшись, её пожал. Затем сказал:

− Думаю, стоит приступить к делу.

− К делу так к делу, − согласился Казик. – Я, кажется, знаю, где можно разыскать тех, кто вас интересует. Это в Любине, в сотне километров отсюда.

− Мой вертолёт к вашим услугам.

− Вертолёт? Великолепно! Тогда подождите, пожалуйста, три минуты. Я, простите, в туалет… − сказал Казик, вставая из-за стола.

Он пошёл не в туалет, а в комнату охраны.

− Здорово, Зденек! Как Ядя? Будь другом, покажи мне запись вестибюля за последние двадцать минут.

− Казик, ты же знаешь, не могу. Выйди отсюда! – охранник был Казику дальним родичем и, к тому же соседом.

− Зденек, дорогой, ну, пожалуйста! Пользуйся моей стоянкой, когда захочешь! Мне позарез надо!

− Вот, холера! Ну ладно, только быстро. Я выйду отлить.

Казик отыскал запись и впился глазами в экран. Вот вошла новенькая, девица-администратор, вышел главный редактор (куда это он в такое время?), вышел курьер. Ага, вот! Входит его посетитель… Изображение дёрнулось, лицо вошедшего на мгновение покрылось мерцающими точками. Когда помехи исчезли, оказалось, что в вестибюль в сером костюме вошёл сам главный. Но это невозможно – сквозь стеклянные двери видно, как тот в шортах и футболке садится в свою машину! А между тем, незнакомец с чужим лицом идёт себе, ничего не делает, смотрит прямо перед собой, охранники переговариваются, никак не реагируют, он подходит к ним, они не реагируют, он что-то тихо говорит, они дружно отворачиваются в окно, он спокойно поравнялся с ними, они не реагируют. Матка Боска! Да они его не видят! Он прошёл между ними, а они опять повернулись друг к другу и продолжают разговаривать! Человек-невидимка! Удачно ты сегодня, Казик, на работу сходил…

− − −

− Расскажите о стихантерах, откуда они взялись. Я как-то не в курсе дела, − сказал Эрик, включив прогрев двигателей.

− Вы же читали мои статьи… − удивился Казик.

− Наверное, не очень внимательно, простите, − сказал Эрик, вводя в автопилот координаты пункта назначения.

− Хорошо, тогда слушайте.

− Сейчас займём эшелон, и я буду весь внимание.

− Простите, какой эшелон? – не понял Казик.

− Наберём разрешённую высоту, − пояснил Эрик.

Когда они поднялись и легли на курс, Казик стал рассказывать:

− Ситихантеры, или городские охотники – это молодёжная субкультура, появившаяся благодаря культовому фильму, который так и назывался − «Городской охотник». Вы смотрели?

− Я не смотрю фильмы.

− Предпочитаете книги? Музыку?

− Не думал, что какой-то фильм может оказать такое влияние, − сказал Эрик, не заметив вопроса.

− Зря иронизируете! Две тысячи лет назад властителями умов были проповедники. Фаны одного создали субкультуру, которая стала мировой культурой. Вы знаете, о ком я. Сто лет назад молодёжь поклонялась рок-музыкантам, сегодня их место заняли фильмы.

− Может быть… Простите, я вас перебил.

− Я продолжу. Фильм был снят в США, в одной из малобюджетных студий восточного побережья. Авторами были два брата индуса, которые не нашли общий язык с хозяевами Болливуда. Проще говоря, их оттуда выгнали. Сразу после выхода фильма легальные провайдеры Глобалнета один за другим отказались размещать его у себя. Зато число просмотров на нелегальных ресурсах в первую же неделю перевалило за сотню миллионов.

− Сюжет фильма примитивен. Банда нищих похищает Синтию, невесту главного героя Уейна Стронгмена и с наслаждением над ней измывается. Главарь банды Хью Воунд по-садистски её насилует. Уейн обзаводится оружием, называет себя Городским Охотником, находит эту банду, и разными способами убивает одного за другим её членов. Наконец, между Уейном Стронгменом и Хью Воундом происходит долгий кровавый поединок, в котором, разумеется, побеждает главный герой. Отрубив мерзавцу голову, он выносит умирающую Синтию из логова бандитов и сдаёт её на руки парамедикам. Те кладут её на носилки, вставляют ей в вену капельницу, отчего она сразу оживает и одаривает главного героя страстным поцелуем. Конец фильма.

− С точки зрения искусства фильм − полное дерьмо. Сеть забита таким кровавым мусором. Но всё-таки что-то в нём есть, какая-то харизма. Как иначе объяснить его популярность? Подростки стремятся походить на Уейна Стронгмена и Синтию. В моде стиль одежды главных героев, манера держаться, фразы из фильма. Появились сетевые игры «Уейн против Хью», «Убей бомжа». Особым шиком стало целоваться, вставив себе в вены иглы капельниц.

− Если бы всё ограничилось модой на одежду и игрушки! Модной стала ненависть к аутсайдерам. Избиения нищих, мигрантов, а то и просто бедно одетых людей стали обычным делом. Общественность забила тревогу, и волну насилия удалось сбить. Наступило затишье. Но вскоре начались убийства. По ночам в бедных кварталах подонки ловят людей, издеваются над ними и по-садистски убивают. С собой уносят какую-нибудь часть трупа: палец, ухо, с недавнего времени стали отрезать головы.

− Убийства не преследуют меркантильных целей. Это чистый спорт – кто больше убьет народу. Зараза эта распространилась практически по всей Европе. Интересно, что на родине фильма, в Северной Америке, ситихантеры не прижились.

Они прибыли на место, полёт занял минут пятнадцать. Выискивая внизу свободную стоянку, Эрик сказал:

− Дилетанты ваши ситихантеры. Переловить − пара пустяков.

− Почему вы так думаете? – поинтересовался Казик.

− Профессионалы никогда ничего не забирают, − сказал Эрик со спокойной уверенностью.

Наконец, нашлась стоянка. Ожидая, пока диспетчер проверит его разрешения, Эрик спросил:

– А полиция что говорит?

− Да говорят они много… А что до действий… Понимаете, в районах, где происходят убийства, улучшается статистика обычной преступности – становится меньше хулиганства, мелких краж, угонов машин. Страх делает своё дело. Это с одной стороны. А с другой… Вы правы – они дилетанты. Следов хватает. Но следы эти ведут в богатые районы. А там они теряются…

− − −

На двери паба «У рыжего Гарри» висела табличка «Просьба с оружием не входить. Работают оружейные сенсоры». В дверях стоял древний нейтронный интраскоп, за монитором которого сидел швейцар − хилый пакистанец. Эрик прошёл не останавливаясь. Казику пришлось показать металлическую расчёску, которую он носил с собой по привычке – она ему давно была не нужна.

Эрик заказал по бокалу светлого и они сели за дальний столик. Кроме них и швейцара там было ещё три человека: бармен − рыжий ирландец − и два пожилых поляка. Все трое смотрели футбол на экране за стойкой.

Не прошло и полчаса, как в паб вошли трое парней лет семнадцати, наполнив небольшой зал запахом дешёвого мыла. Все трое были сильно возбуждены.

Компания расположилась через столик от Эрика. Бармен сразу же принёс им по бокалу пива – похоже, они были завсегдатаями. Некоторое время они пили, переводя дух. Затем, начали тихо переговариваться. Эрик направил на них микрофон своего коммуникатора, включил усиление на полную и дал один наушник Казику.

− Что, чуваки, обоссались? – процедил сквозь зубы тот, кто выглядел постарше. Он был коротко стрижен, один из его передних зубов по последней моде был золотым.

− Кайф! Круто было! Это не быдляков на помойках мочить. Слышь, Шпиля, а откуда у тебя пушка? – с опаской спросил второй, рыжий, хлопая бесцветными свинячими ресницами.

− Да было дело… Тебе, Рыжий, должно быть по фигу! – стриженый отвесил Рыжему подзатыльник так, что тот хлюпнул носом в пиво.

− Гы-гы-ик-гы! – третий согнулся пополам в припадке икающего смеха, пуская из носа пузыри. Судя по всему, с членораздельной речью у него были проблемы.

Все трое были одеты в дешёвую одежду с распродажи, но коммуникаторы имели дорогие, последних моделей. У стриженого на руках были золотые перстни.

− Шпиля, а мужик-то был, это… короче… не из беспризорных, не быдляк. У него… это… родичи есть. Искать будут, а? – пролепетал Рыжий, утирая рукавом лицо.

− А ты пасть не раскрывай, и всё тихо будет. И бабки не трать, успеешь. Голову хорошо спрятал?

− В нашем месте, как всегда. В мешок положил и спиртом залил.

− Уже шесть штук собрали, − Шпиля довольно оскалился. – Ещё три штуки – и мы чемпионы. А «кобры» − в заднице. Топор Стронгмена мой!

− Гы-гы-ик-гы! – поучаствовал в разговоре третий.

− Шпиля, но сегодня… это… того… это ж не охота была. Вроде как не по правилам… − у Рыжего не получалось скрывать испуг.

− Ну и что? Голова – это трофей! Без разницы, где мы её взяли. Ещё раз тебе говорю: пасть не раскрывай и языком не трепыхай! А то я и твою бестолковку заспиртую!

− Гы-гы-ик-гы! – третий выразил полное согласие со старшим товарищем. По его прыщавой роже текли сопли.

Эрик спрятал коммуникатор, поднялся из-за столика и подошёл к пацанам. Те замолкли и воззрились на него − Шпиля, скрывая испуг за наглым выражением лица, Рыжий, даже не пытаясь скрыть этот самый испуг, а их дегенеративный друг, стараясь понять, что за изменение произошло в окружающей среде.

− Молодые люди, у меня к вам один вопрос.

Парни замерли.

− Сегодня вы напали на мужчину и девушку. Мужчину вы убили и отрезали ему голову. Девушку вы похитили. Где она?

− Ты кто такой?! – Шпиля вскочил, его лицо покраснело, зрачки расширились.

− Я повторяю вопрос: где девушка?

− Да ты знаешь, кто я?! Ты знаешь, что я с тобой сделаю?! – заорал Шпиля. Он схватил первый подвернувшийся под руку тяжёлый предмет − свою кружку, готовясь использовать её в качестве оружия. Но он опоздал.

В следующий момент Казик увидел, какой эффект производит странная внешность Эрика.

Шпиля, не решаясь напасть первым, ждал повода, сигнала о том, что противник сейчас нападёт – взгляда, звука, жеста. Но его противником был неприметный человек, ни мимика, ни жесты которого ничего не выражали, не давали того самого сигнала. Он и прозевал начало схватки. Она закончилась до того, как Шпиля понял, что она началась.

Эрик вдруг, не замахиваясь, всадил пальцы правой руки в Шпилино горло по обе стороны кадыка. Затем сжал их в кулак и резко рванул на себя, одновременно повернувшись на каблуке.

Оторванная трахея выскочила из Шпилиного горла вместе с лоскутом кожи. Струя крови из разорванных сосудов, пролетела мимо Эрика и ударила в лицо Рыжему.

Эрик сделал шаг назад, взял со стола салфетку и вытер ею пальцы. Затем подошёл к стене и, разбив локтем стекло, нажал кнопку вызова «скорой».

Шпиля катался по полу, колотя руками и ногами от боли и ужаса. Воздух с хрипом и кровавой пеной вырывался из торчащего наружу белого обрывка трахеи. Дегенерат сполз на пол, закатив зрачки под лоб. Рыжий стоял, глядя на Шпилю, его била крупная дрожь. Его лицо, залитое кровью приятеля, выражало крайнюю степень ужаса, по брюкам расползалось мокрое пятно. Все остальные, кто был в пабе, молчали, боясь пошевелиться.

Эрик вернулся к Рыжему, крепко взяв за ухо, повернул его голову так, чтобы тот всё время видел катающегося по полу Шпилю.

− Повторяю вопрос: что вы сделали с девушкой? – спросил он и свободной рукой несильно стукнул Рыжего под ребро, чтобы придать ему бодрости.

− Ничего мы с ней не делали! Отдали её немцу!

− Какому немцу? – новый удар.

− Такому, высокому белобрысому.

− Старый? Молодой?

− Старый! Лет двадцать пять. Вспомнил, вспомнил! Не бейте!!! У него шрам на лбу возле правой брови!

− Кто он такой?.

− Не бейте! Я его не знаю. Он сам нас нашёл. Дал по тысяче юаней, чтобы мы поймали эту ба… женщину и отдали ему. Мы не знали, что с ней мужик будет. Это Шпиля придумал его замочить! Это всё Шпиля!!!

Эрик аккуратно взял Рыжего за загривок и с силой ударил его лицом о стол. Тот обмяк и сполз на пол.

Выходя из паба, они с Казиком столкнулись с парамедиками. На вопрос «Что тут произошло?» Эрик ответил:

− Юноша невежливо разговаривал со старшими, горло надорвал, − и глянул на табличку с запретом проносить оружие.

 

Глава 3

Густав

Сорокачетырёхлетнему бывшему сапёру, десять лет назад потерявшему кисть руки врачи Медицинского центра Администрации по делам ветеранов, Альбукерке, Нью-Мексико, вырастили новую конечность. В культю была имплантирована ткань того же больного, в ДНК которой вмонтировали гены земноводных, отвечающие за регенерацию органов. Сразу после операции началось клеточное деление, стала расти новая рука, как хвост у ящерицы взамен оторванного. Рост продолжался девять месяцев, после чего рука была представлена на всеобщее обозрение. Хоть её внешний вид мало эстетичен, анатомически и морфологически она на 76% идентична потерянной предшественнице. Счастливый обладатель уже выполняет с её помощью простейшие манипуляции. Автор технологии, профессор Умберто Морено, утверждает, что после двух-трёх месяцев тренировок больной сможет освоить начальные навыки письма.

New scientist, май 2056 г.

Густав включил автопилот и повернулся к лежавшей без сознания девушке. «Какая красивая!» − подумал он. Ещё вчера он представить себе не мог, что станет обладателем этой сказочной красоты.

«Что это на шее? – он заметил под её левым ухом небольшую ссадинку. – Эти скоты оставили! Я же им говорил действовать аккуратно! Вернусь – убью всех троих!».

Вспышка гнева отвлекла его от созерцания бесчувственной пленницы и заставила задуматься. Со вчерашнего вечера его одолевало страстное желание заполучить это сокровище, ни о чём другом он думать не мог. И вот Амира в его руках. Что делать дальше?

Поднявшись в воздух, он направил вертолёт в Мюнхен. Там была квартира, доставшаяся ему от родителей. Уже отлетев порядочно, сообразил − придя в себя, Амира может вести себя шумно. Квартира старая, стены тонкие – соседи услышат. Конечно, надо было заранее найти уединённое место, но страсть, затуманившая мозг, помешала обдумать детали. Искать пристанище прямо сейчас рискованно – девушка вот-вот очнётся.

Как ни крути, выход только один. Густав сбросил координаты квартиры и сообщил вертолёту новые. Тот развернулся и полетел в обратном направлении, в сторону Балтийского моря. Что он скажет бабушке и как будет объясняться с дедом, Густав не знал. Что-нибудь придумает.

Амира вздохнула. Густав затаил дыхание. Он вдруг понял, что на самом деле боится не разговора с дедом, а того, что придётся объясняться с ней, с Амирой.

Густав, двадцатипятилетний красавец-блондин, чемпион Европы по биатлону, серебряный чемпион Олимпиады в Норильске, стеснялся красивых женщин, словно прыщавый школьник.

Вчера на вечеринке эту брюнетку он заметил не сразу. Она сидела в дальнем углу, не спеша присоединиться к общему веселью. Она была красива так, что, раз её увидев, он уже не мог на неё не смотреть. Когда их взгляды встретились, Густава словно током ударило.

Он заглянул в райдер вечеринки. Брюнетка там значилась. Она была гетерой. Имя – Амира.

Густав долго не решался подойти и заговорить. Наконец, поборов робость, подошёл, поздоровался, представился, попросил разрешения угостить. Она неуверенно улыбнулась и попросила принести бокал белого вина. Густав, окрылённый её улыбкой, направился к бару. То, что он увидел, вернувшись с двумя бокалами, опустило его на землю. К Амире подошёл Ружинский. Она, как заворожённая, поднялась и шагнула навстречу. Произошёл короткий разговор, и они направились к лестнице на второй этаж. Густав догнал их и заявил Эрику, что эта дама с ним. Тот вежливо ответил, что молодой человек, наверное, ошибся − эта дама с ним уже давно. Амира даже не удостоила его взглядом. Парочка спокойно продолжила свой путь, будто Густав был неодушевлённым предметом.

Растерянность сменилась злобой. Затем пришло острое желание заполучить эту красавицу любой ценой. Густав сказал себе, что ухаживать, упрашивать, соблазнять эту арабскую сучку он не станет. Он её украдёт. Приведёт в бесчувственное состояние, погрузит в вертолёт и куда-нибудь увезёт.

Разыскать Амиру оказалось проще простого. На её странице в Фейсбуке был номер коммуникатора. За умеренную плату некий хакерский сайт определил его местоположение и даже включил на передачу. Амира находилась во Вроцлаве. Рядом был Ружинский. Густав целую минуту слушал, чем они занимались.

Ружинский – серьёзная проблема. Он не просто снайпер. Он ещё и диверсант, причём, высочайшего класса. Говорят, что столкнуться с ним один на один – верная смерть.

Густав был Стрелком, похищения людей – не его специализация. Пока спортивный «Фоккер» нёс его во Вроцлав, он лихорадочно соображал, кого из специалистов можно нанять. Членов Гильдии следовало исключить сразу – Стрелки не занимались киднеппингом, и никто из них не пошёл бы против Ружинского. Тот был непререкаемым авторитетом – как-никак, ветеран Гильдии. В других гильдиях у Густава подходящих знакомых не было.

В местных новостях, которые услужливо включил вертолёт, промелькнуло что-то о ситихантерах. Вот и решение!

На форуме вроцлавских ситихантеров − те и не думали прятаться – Густав застал какого-то Шпилю и предложил быстро заработать. Тот назначил встречу.

На вертолётной стоянке Густав пересел в прокатную машину и отправился в назначенное место. Его ждали. Их было трое. Все − типичные недочеловеки, будто сошедшие с плакатов доктора Геббельса. Долго объяснять не пришлось – Шпиля, их главный, оказался сообразительным. Сказал, что номера коммуникатора девушки достаточно, другая информация не нужна. Заломил огромную цену, но Густав не стал торговаться.

Полтора часа, которые Густав прождал, не выходя из машины, показались вечностью. Наконец, в зеркало заднего вида он увидел Шпилин «Кадиллак». Взвизгнув тормозами, тот остановилась рядом, из него вывалились те трое. У всех на одежде была кровь, у Шпили в крови было даже лицо. Они выволокли бесчувственную Амиру и затолкали её, как куль с тряпьём, на заднее сиденье машины Густава. Тот не стал задавать вопросы, быстро расплатился и нажал на газ.

Амира глубоко вздохнула. Её ресницы дрогнули, она открыла глаза.

− Где я? – спросила она, оглядываясь по сторонам. – Где Надим? Кто вы?

− − −

− Меня зовут Густав фон Эйзен. На вас напали. Я проезжал мимо и увидел, что какие-то малолетние мерзавцы вас куда-то тащат. Я прогнал их. Вы были без сознания, район подозрительный, и я взял на себя смелость вас оттуда увезти, – соврал Густав, стараясь скрыть испуг.

− Где мой Надим? – спросила Амира, выпрямившись в кресле, и осматриваясь в кабине вертолёта.

− Простите, кто?

− Надим – мой водитель.

− Если не считать тех троих, вы были одни.

− При мне была сумочка.

− В суматохе не разглядел.

− Куда вы меня везёте? – спросила Амира, глядя на дисплей автопилота. На удивление, она не была испугана. Напротив, выглядела спокойной и собранной.

− В безопасное место, в мой родовой замок, − ответил Густав.

− Какое вы имели право увозить меня из Вроцлава? – Амира повернулась к Густаву и стала в упор его рассматривать.

− Я решил, что оставаться в этом городе вам не стоит…

− А вы не подумали, что в этом городе есть кому меня защитить? А может, я там живу? – продолжала задавать вопросы Амира, не отрывая от Густава пристального взгляда.

− События развивались очень быстро, я боялся, что ваши преследователи вернутся с подкреплением. Я решил, что увезти вас подальше в ваших же интересах.

− Простите, не запомнила, как вас зовут…

− Меня зовут Густав фон Эйзен.

− Так вот, герр Эйзен…

− Лучше, просто Густав…

− Хорошо, Густав. Большое спасибо за спасение, но в моих интересах было бы побыстрее вернуться во Вроцлав, − сказала Амира очень спокойно, продолжая пристально глядеть Густаву в глаза.

− Я рад был бы вам помочь, но вы слишком долго были без сознания, и мы довольно далеко улетели. Горючего осталось, только чтобы дотянуть до замка… − Густав был на грани паники.

Было отчего запаниковать. Предмет его вожделений оказался совсем не пугливой ланью, как он себе представлял, – скорее тигрицей, которая хладнокровно разглядывала своего «спасителя», словно выбирая, куда ей всадить клыки.

− Я припоминаю, мы с вами встречались, − сказала она без тени дружелюбия, просто констатируя факт. – Вы член Гильдии Стрелков.

− Мы это не афишируем, но вынужден признать, что это так, − ответил Густав, стараясь придать голосу значительность.

− В моей сумочке был коммуникатор. Мне нужно срочно позвонить. Не одолжите ли свой? – спросила Амира деловым тоном.

− Мой коммуникатор настроен на мой генетический код. Вас он слушаться не будет. Скажите, кому позвонить, я сам позвоню этому человеку, − предложил Густав.

− Спасибо, но это невозможно, − ответила Амира и отвернулась, глядя в окно.

− Я понимаю вашу растерянность и прошу меня простить, если я вас чем-то обидел, − продолжал Густав, прервав наступившую паузу. – Прошу вас быть гостьей в моём родовом замке. Он уже виден прямо по курсу.

− В замке есть хотя бы телефон? – спросила Амира.

В разговор вмешался вертолёт: «Прошу пристегнуть ремни безопасности и приготовиться к посадке».

Густав нагнулся к Амире, чтобы застегнуть на ней ремень. Её реакция была молниеносной. Она резко ударила его раскрытой ладонью в нос, нажав пальцами на глаза. Густав взревел и схватился за лицо. В следующий момент он получил сильный удар по рёбрам, потом ещё и ещё. Ослепнув, он сгруппировался, чтобы защититься от ударов, но при этом ненароком резко нажал педаль газа. Двигатель взвыл, Густава вдавило в сиденье. В следующий момент, раздался скрежет, хлопок, за ним – тишина. Сиденье вдруг выскользнуло из-под Густава, и он повис в воздухе. Невесомость длилась долю секунды. Послышался визжащий звук, и Густав вновь ощутил под собой сиденье. Прозвучал голос вертолёта: «Авария двигателя. Перехожу на электропривод. Приготовьтесь к аварийной посадке».

Они были совсем рядом с замком. Тот стоял на искусственном холме, окружённом рвом с водой, вокруг рос густой лес. Садиться было негде. Вертолёт быстро снижался – электродвигатель не мог держать его на курсе, он нужен был лишь для того, чтобы замедлить падение. Густов схватился за рукоятку управления и вслепую попытался вести машину по пологой кривой, чтобы, перелетев стену замка, посадить её во внутреннем дворе. Вовсю визжал электродвигатель, пахло горелой проводкой. Держась одной рукой за рукоятку, другой Густав протёр глаза. Сквозь мутную пелену он увидел прямо перед собой каменную стену.

 

Глава 4

Казик

Председатель Всемирной организации здравоохранения Пак Чжан Хи, выступая экстренной пресс-конференции, назвал слухи о том, что вирус иммунодефицита человека мутировал и теперь может передаваться воздушным путём, совершенно безосновательными. Он сказал: «Достоверной информацией о случаях заражения человека ВИЧ через воздух мы не располагаем».

Ди Вельт, 30 мая 2056 г.

Бежать! Ружинский идёт впереди не оглядываясь. Можно «сделать ноги». Преследовать по людной улице он не станет.

Казик не раз видел растерзанные тела – он вел репортажи с мест происшествий. Но то были мертвецы. Только что у него на глазах изувечили живого человека.

Сердце колотилось, ноги дрожали. В мозгу была лишь одна мысль: он соучастник преступления!

Почему он не бежит? Этот загадочный человек подавил его волю? Или всё дело в интуиции?

В вертолёте Эрик отобрал у него коммуникатор и стёр все записи. Казик попытался возразить, что это его рабочий инструмент, но с таким же успехом можно было пререкаться с асфальтовым катком. Без записей надежды Казика на сенсационный материал, ради которого он увязался за Эриком, рухнули.

Казик опять вспомнил ту жуткую сцену, и его чуть не стошнило.

− Вы убили человека, − сказал он, когда вернулась способность разговаривать.

− Его заштопают. Это не смертельно, − спокойно возразил Эрик, глядя на панораму внизу. – Правда, петь в церковном хоре он уже не сможет.

От его спокойного тона Казика отпустило.

− Куда мы летим? – спросил он.

− К вам.

− Это ещё зачем? – Казик оторопел, он совсем не собирался приглашать этого субъекта к себе домой.

− Вы же выразили желание сопровождать меня в моих поисках? Поиски ещё не закончились.

− Вы знаете, где я живу?

− Знаю.

− Ну да, глупый вопрос… Да, но позвольте, вы же говорили, что ищете ситихантеров. Я вам их нашёл. Значит, ваши поиски закончены?

− Я не говорил, что ищу ситихантеров. Мне была нужна информация о них.

− Тогда, если не секрет, кого же вы ищете?

− Я ищу… − Эрик помолчал, раздумывая. – Если Рыжий не обманул, то я ищу человека по имени Густав фон Эйзен. Двадцать пять лет, блондин, рост метр девяносто, над правой бровью небольшой шрам.

− Зачем он вам?

− Он похитил девушку.

− Кто она?

Эрик промолчал. Он выбирал место для посадки.

− Эрик, поймите, я журналист. Моя работа рассказывать другим то, что вижу сам, − Казик решил расставить все точки над і.

− Боюсь, что не могу вам это позволить, − сказал Эрик твёрдо. – Но я обязуюсь компенсировать ваши убытки деньгами.

− На какую сумму я могу рассчитывать? – Казик почувствовал, что над ним снова восходит солнце.

− На большую. Вам больше не нужно будет работать в редакции, − Эрик повернулся к нему и впервые посмотрел в глаза. – И вы, наконец, займётесь своим ожирением.

− − −

День близился к вечеру, и в районе, где жил Казик, все вертолётные стоянки были заняты. Пришлось садиться за городом и дальше добираться автобусом. Когда они вышли из него, Казик понял, что сюрпризы на сегодня не закончились. Худший был впереди. В наступивших сумерках окно его кухни светилось.

− Здравствуй, Казя, сыночек! – мамочкины поцелуи отпечатались на обеих щеках. – Ты не звонишь, совсем забыл свою мамочку, я беспокоюсь, как ты живёшь тут совсем один, вот решила приехать, хоть покормлю тебя, как дома, а то ты тут, наверное, и поесть-то толком не успеваешь, кто тебя ещё накормит, о тебе позаботится, вся эта городская еда одна химия отравленная, а ты тут совсем один, без мамочкиного глаза, ещё заболеешь, а мне потом беспокойство одно, а что ты такой бледный, ты не заболел? А кто это с тобой, это твой товарищ по работе? Ай, что я тебе расскажу! Помнишь Янека Калиновского, твоего школьного дружка? Так он развёлся со своей Франей! Помнишь Франю, в параллельном классе училась, длинная такая, вся в прыщах? Она тогда Янека окрутила, а он дурак…

− Мамочка! Это никому не интересно!

− Что ты на меня кричишь?! Как ты со мной разговариваешь?! Я же твоя мама! Я же тебя родила, я тебя вырастила, чтобы ты на меня кричал?! Ай, у всех дети как дети, своих матерей на руках носят, а мой лысый уже, а на мать кричит.

Казик втолкнул Эрика в комнату, которая служила ему кабинетом, и, пробормотал извиняющимся тоном:

− Это моя мать, моё пожизненное наказание… Извините, я не знал, что она приедет.

− Ничего страшного. Зато поедим домашней еды, − сказал Эрик, принюхиваясь к запахам, доносившимся с кухни.

Еда действительно была пальчики оближешь. Суп из копчёного мяса, бигос из свиной шеи, оладушки из тыквы – по части стряпни пани Мартулевич была большой мастерицей. Они ели на кухне, а она сидела рядом, ни на секунду не замолкая:

− Казя, а почему ты не рассказываешь, кто твой друг? Он тоже работает в редакции?

− Да, мамочка, в редакции.

− А почему я никогда не видела его в новостях? Может, я не помню, старая уже… Но такого интересного мужчину даже я, старуха, запомнила бы!

− Он работает за границей.

− Ну и что? Я люблю, когда издалека передают. Из Африки, там, или из Антарктиды. Про пингвинов или про китов. Знаешь Марту Новачекову, которая всегда про разных зверушек рассказывает. Мы с Крысей, соседкой моей любим смотреть. Какая она красивая – кровь с молоком. Тебе бы жену такую!

− Мама!!!

− Не кричи на мать! Дикарь дикарём живёшь! Вон, лысый уже, а своей хозяйки нету! Все твои одноклассники поженились уже, и дети у всех есть, у некоторых и по двое. Обо мне не думаешь, как мне хочется с внуками понянчиться, хоть бы о себе подумал, кто тебе на старости лет стакан воды подаст.

Пани Мартулевич отвернулась и вытерла слезу подолом передника. Секунд десять единственными звуками на кухне были звуки тщательного пережёвывания пищи.

− А что ты думаешь про этот СПИД? Правда, что теперь можно заразиться от одного чиха? А потом помереть? Казя, что ты молчишь?

− Я ем, мамочка! Я не знаю, может и можно…

− У нас все так боятся! На прошлой неделе Збышек, внук Христи Конопатой, ты её знаешь, она в вашей школе уборщицей работала, пьяница запойная, так он в автобусе закашлялся, то ли простыл, то ли поперхнулся чем-то, так его мужики на улицу выбросили, хорошо, что водитель остановиться успел, а то бы убили пацанёнка. Страшно-то… Что делается, что делается? Куда мы катимся?..

Некоторое время на кухне царило молчание. Затем Эрик отставил тарелку, поблагодарил и удалился в кабинет Казика.

Пани Мартулевич вздохнула и начала собирать посуду.

− Мамочка, не надо, я сам посуду помою, − Казик вытер рот салфеткой и вскочил.

− Да ладно, думаешь, раз я из деревни приехала, так уже посудомоечной машиной пользоваться не умею? У нас такая была, разве ты забыл? Её мне твой покойный папочка подарил на нашу первую годовщину, когда я тобой беременная ходила. Иди уже, у тебя с твоим другом какие-то секреты. Разве я не вижу? Что у тебя за друг такой, молчит всё время, ни слова не промолвил? Как неживой. И друг ли он тебе? Я же вижу, ты его боишься. Мама только кажется глупой, на самом деле она всё понимает…

− − −

Когда Казик дошёл-таки до своего кабинета, Эрик что-то искал в Глобалнете, подключив свой коммуникатор к его настенному экрану. Не поворачивая головы, он сказал:

− Пан Мартулевич, мне понадобится ваша профессиональная помощь. Мне нужна любая информация о Густаве фон Эйзене, его родственниках, занятиях, местах жительства. Затем мне понадобится ваше информационное сопровождение до тех пор, пока я не решу мою проблему. После этого вы получите вознаграждение в размере пяти миллионов юаней.

− А если вам не удастся решить вашу проблему? – осторожно уточнил Казик.

− Такого обычно не бывает, – ответил Эрик равнодушно. – Я открыл счёт в Банке Женевы на ваше имя и перевёл туда деньги. Можете сами убедиться. Вот код доступа, советую его выучить наизусть.

Он вывел на экран личный кабинет месье Мартулевича на сайте Банка Женевы, который только что создал, и попросил Казика ввести в строку кода доступа десять цифр. На странице появился остаток на счёте – пять миллионов юаней.

− Так просто! – обомлел Казик.

− Нет, не просто, − сказал Эрик холодно. – Деньги у вас уже есть, но использовать их вы сможете, только когда введёте код активации. Его я вам сообщу в конце нашей миссии.

− А если, не дай бог, с вами что-то случится? – Казик любил ясность во всём.

− Вам придётся меня беречь, − сказал Эрик без тени улыбки.

Он уступил хозяину его большой экран, а сам переключился на смарт-очки.

Данных о Густаве фон Эйзене в Глобалнете было крайне мало. Все − только о спортивной карьере. Ни места жительства, ни номера коммуникатора, никаких следов. Похоже было, что информацию о нём кто-то тщательно зачистил.

Зато было много информации о другом фон Эйзене − Бруно. Биография, послужной список, заслуги, регалии. В Глобалнете были его книги, статьи, интервью. Однако связь между ним и Густавом не прослеживалась. Впрочем, одна зацепка была. У Бруно был сын Генрих. Двенадцать лет назад он и его жена стали случайными жертвами уличной перестрелки. Больше никаких данных о Генрихе фон Эйзене не было. Казик предположил, что эту информацию тоже зачистили. Тогда вполне может быть, что Генрих и Густав фон Эйзены родственники, возможно, отец и сын. Если предположить, что Густав сын Генрих, то на него можно выйти через его деда Бруно.

− − −

У Бруно фон Эйзена был за?мок на балтийском побережье. В Глобалнете было его подробное описание. Постройка была в стиле рыцарских замков раннего средневековья. Она имела форму квадрата со стороной восемьдесят метров. Пятнадцатиметровые стены были сложены из плотно пригнанных друг к другу массивных каменных блоков. По углам находились четыре круглые башни с остроконечными шатрами. Замок имел мощёный гранитными плитами двор с вертолётной площадкой.

Эрик попросил Казика уступить ему большой экран и известным ему способом подключил его военному спутнику. На экране появилось изображение замка, которое быстро смещалось из верхнего правого угла экрана в нижний левый.

− Никогда не видел картинку со спутника вживую! – восхитился Казик. – А почему изображение чёрно-белое?

− Оно в инфракрасном свете, − пояснил Эрик и принялся записывать цифры, что мелькали внизу картинки.

Затем он вывел на экран какую-то вычислительную программу и погрузился в расчёты.

− В замок прибыли два человека, − сообщил Эрик вскоре.

− Как вы это определили? – недоверчиво поинтересовался Казик.

− Видите, во дворе стоят два вертолёта? − Эрик показал на изображение. – Один почти не виден, он сливается с плитами двора. Его температура такая же, как у этих плит. Зато гондола двигателя второго вертолёта хорошо видна, она намного светлее.

− Покрашена в яркий цвет.

− Это инфракрасное изображение. Если она светлее – значит, теплее. Этот вертолёт прилетел недавно, от восьми до девяти часов назад. Это следует из скорости её остывания.

− А как вы поняли, что прилетели именно два человека?

− Видите, от стен замка отходят светящиеся струи? Это выхлопы кондиционеров. Две из них ярче остальных. Эти кондиционеры включили недавно – комнаты, которые они охлаждают, ещё не успели остыть. Зачем для одного человека охлаждать две комнаты?

− А может это прилетел сам Бруно фон Эйзен?

− Вряд ли человек в его возрасте станет летать на спортивном вертолёте. И для хозяина кондиционеры включили бы заранее. Массивная каменная кладка охлаждается долго. Думаю, там сейчас находятся Густав фон Эйзен и Амира, − он впервые назвал похищенную девушку по имени.

− Что вы собираетесь делать? – Казик почувствовал охотничий азарт.

− Пока не знаю.

− Взобраться по стене, проникнуть в замок, связать хозяев и освободить вашу даму?

− Вы умеете лазать по гладким стенам с нулевым уклоном? У вас есть альпинистские навыки? – Эрик внимательно посмотрел на Казика. Потом сказал: – Чем сходу лезть в окно, надо попытаться войти в дверь. А вдруг она не заперта?

− − −

Бруно фон Эйзена они разыскали в Женеве.

− Простите за ранний звонок, − сказал Эрик после приветствия. – Я очень нуждаюсь в вашей помощи.

− Буду рад помочь, − с экрана на Эрика смотрел пожилой мужчина с аристократической внешностью: благородная седина, орлиный нос, жёсткий контур подбородка и удивительно ясный взгляд пронзительных чёрных глаз из-под густых чёрных бровей. – Для начала хотел бы знать, с кем имею честь беседовать.

− Простите, я не представился. Меня зовут Эрик Ружинский.

− Очень приятно… Чем могу?..

− Мне нужно срочно разыскать Густава, но я не знаю, как это сделать.

Выражение любезного радушия вмиг исчезло с лица дипломата. Несколько мгновений он молчал, и Казик засомневался, тот ли это фон Эйзен.

− Вряд ли я могу быть вам полезен, молодой человек, – ответил, наконец, Бруно. В его голосе слышался металл. – Я уже несколько лет не поддерживаю отношений с внуком. Даже не знаю, где он может находиться. Зачем он вам, если не секрет?

Словно не заметив вопроса, Эрик продолжил:

− Мне известно, что сейчас он находиться в замке Эйзен. С ним пребывает некая молодая особа, которую он удерживает насильно.

− Позвольте вам не поверить! При всех странностях характера моего внука… Хотя… Сейчас свяжусь с замком. Пожалуйста, подождите…

Бруно приложил к уху трубку антикварного телефона, стоявшего у него на столе, и набрал номер. Через полминуты он дал отбой и набрал номер ещё раз. Потом ещё раз. Потом попытался связаться с кем-то через коммуникатор. С мрачным выражением лица он повернулся к Эрику:

− Связи с замком нет. Даже аварийной. Такого раньше не было… Похоже, там происходит что-то экстраординарное… Я срочно туда вылетаю.

 

Глава 5

Густав

Сегодня Президент Китайской Народной Республики Его Превосходительства Дунфан Дао во время рабочего визита в Красноярск торжественной обстановке подписал договор о вхождении акционерного общества «Красноярский алюминий» в китайский государственный алюминиевый консорциум. Позднее, выступая на открытии школы для детей русских рабочих, он заверил, что Коммунистическая партия Китая и далее будет всячески поддерживать развитие культур малых народов. Полуторачасовая речь Его Превосходительства была выслушана присутствующими с вниманием и благодарностью.

Тянься Жибао, 31 мая 2056 г.

Густав фон Эйзен, потомок немецких аристократов, был самым молодым членом Гильдии Стрелков, единственным, не имевшим военной подготовки.

Его родители погибли двенадцать лет назад. Оба попали под шальную автоматную очередь, когда проезжали, мимо района, где жили иммигранты. «Нелепая случайность», как тогда говорили. Густаву, который боготворил родителей, было наплевать на теорию вероятности. Он возненавидел всех, у кого была неарийская внешность. Замкнулся, стал читать какие-то книги, которые никому не показывал, начал заниматься спортивной стрельбой.

Убитых горем деда и бабушку, эта перемена не насторожила. Странности внука они списывали на подростковый возраст. Когда забеспокоились, было уже поздно. Густав с трудом окончил школу, чудом поступил в университет, где не проучился и года.

К отчислению из университета Густав отнёсся равнодушно. Его единственной страстью была стрельба. Начиная с семнадцати лет, он побеждал во всех соревнованиях, в которых участвовал. Призовые деньги тратил на оружие, патроны, аренду стрельбища.

Тренировался он по собственной методике. По правде, методики как таковой не было. Была ненависть. Острая и жгучая, как летящая пуля, ненависть ко всем «неполноценным» − азиатам, евреям, славянам, неграм. Ненависть помогала сконцентрироваться, придавала твёрдость руке. Тренируясь, он стрелял не по мишеням − по фотографиям неарийцев. Каждое точное попадание приносило не то чтобы радость, временное облегчение от боли, которая терзала его душу с того момента, когда комья земли застучали по гробу его матери.

Потом произошла та ссора с дедом, о которой Густав старался не вспоминать. Она и подтолкнула его перейти из спорта в стрелковый бизнес.

На банкете в Норильске он познакомился с Председателем. После очередной рюмки русской водки тот завёл разговор о том, что белая раса стоит на грани вымирания, у честных людей остался последний шанс для её спасения, интеллигентская болтовня здесь не поможет, нужны быстрые и решительные действия. Густава не насторожило, почему незнакомый господин говорит именно те слова, которые он давно ожидал услышать. Долго уговаривать его не пришлось. Через два дня Густав уже был Стрелком.

Его первой мишенью был китайский миллиардер, который собрался купить концерн SAAB. Густав попал ему точно в левый глаз с расстояния семьсот метров. Он навсегда запомнил блаженное ощущение, охватившее его, когда он увидел в прицел, как китаец упал на землю. Через пару дней оно улетучились, и его с новой силой охватила жажда мести, которую уже нельзя было утолить стрельбой по фотографиям.

− − −

Держась одной рукой за рукоятку, другой Густав протёр глаза. Сквозь мутную пелену он увидел прямо перед собой каменную стену.

Вдруг раздался резкий звук, Густава обдало ветром. В метре от стены вертолёт подбросило, и он её перелетел, чиркнув по верхней кромке полозьями шасси. Электродвигатель заглох, неуправляемая машина упала на плиты двора.

Густав несколько секунд сидел неподвижно. Потом заставил себя посмотреть направо. Дверь кабины была открыта, Амиры не было.

Её он нашёл у подножия холма, на котором стоял замок. В одних трусиках она сидела на траве, выкручивая мокрую одежду. Непонятно, как она выбралась изо рва с водой, у которого были отвесные берега.

− Вы живы? – спросил Густав первое, что пришло в голову, жадно разглядывая её грудь.

Амира не ответила, продолжая выжимать одежду и нимало не смущаясь Густава, словно он был неодушевлённым предметом.

− Позвольте вам помочь, − сказал он и сделал к ней ещё шаг, но вовремя спохватился – нос и глаза ещё болели.

По-прежнему не обращая внимания на Густава, девушка оделась. Затем, глянув на него, как на низшее существо, сказала:

− Идёмте в ваш замок. Мне нужна комната, одежда, горячая ванна и телефон.

− Конечно-конечно, позвольте вас проводить, − пролепетал Густав и подал ей руку, чтобы помочь подняться на холм. Проигнорировав предложенную помощь, девушка пошла по тропинке первой. – Я вам весьма признателен. Вы спасли мне жизнь. Если бы вы не выпрыгнули в ров, мой вертолёт врезался в стену.

− Мне плевать на вашу жизнь. Я спасала свою, − бросила Амира, через плечо.

В холле замка их встретила маленькая пожилая женщина. Судя по тому, что на ней был домашний халат, они застали её врасплох. Увидев Густава, она бросилась его целовать:

− Густав, внучек мой дорогой! Сколько же лет я тебя не видела! Уже не надеялась обнять! Что у тебя с лицом?

− Бабушка, хватит! Ты же видишь, я не один, − бормотал Густав, выворачиваясь из бабушкиных объятий.

− Кто это с тобой? Твоя девушка? И почему она в таком виде? Разве на улице дождь?

− Знакомься. Её зовут Амира, − сказал Густав и осёкся, уловив на себе пристальный взгляд девушки – она ему своего имени не называла.

− Я упражнялась в прыжках в воду. Она у вас во рву очень чистая, − сказала она и с улыбкой протянула хозяйке руку. – Здравствуйте, меня действительно зовут Амира.

− Очень приятно, − ответила та, пожимая руку Амиры. – Я Юдит фон Эйзен, бабушка Густава. А вы его девушка?

− Нет, я ему не девушка. Мы с ним… случайные попутчики.

− Очень жаль… вы такая красивая, а он всё время один… − Юдит вдруг расплакалась.

− Бабушка, прекрати! – опомнился Густав. – Амире нужна комната и ванна. Я отведу её в комнату для гостей.

− Не кричи на меня и не указывай, что делать! – категорическим тоном ответила Юдит, вытирая слёзы. − Пока что я здесь хозяйка! Идёмте со мной, дорогая. У нас есть комната для почётных гостей. Это как раз то, что достойно вас.

− Большое спасибо! Но сначала, если можно, я хотела бы воспользоваться телефоном или коммуникатором. Мой потерялся, – сказала Амира с улыбкой.

− Конечно-конечно! Коммуникатора у меня нет – не люблю эти новомодные штучки. Но телефоны в замке есть. Дедушка Густава – их собирает. Антикварные аппараты его страсть. Вот, кстати, один из них.

Амира, поблагодарив, подошла к стоящему на резном столике старинному телефону с корпусом из красного дерева и сняла трубку. Пару секунд подержав её возле уха, она разочарованно сказала:

− Извините, но он не работает.

− Как не работает? Не может быть! Бруно следит, чтобы всё работало. Если бы вы знали, сколько он с ними возится, чтобы по каждому, даже самому древнему аппарату можно было разговаривать, – продолжая приговаривать, она взяла из рук Амиры трубку. − Действительно, не работает… Может, поломался? Давайте попробуем другой…

В каждой комнате замка стояло по телефону. Они сняли трубки ещё нескольких, но везде было гробовое молчание.

− Наверное, обрыв на линии, − сказала Юдит. − Утром, когда придёт прислуга, я пошлю кого-нибудь починить.

Она не знала, что Густав сразу после приземления попросту отключил замковый узел связи.

− − −

Бруно беспокоила правая нога. Уже несколько месяцев она немела по утрам. Когда его разбудил Ружинский, Бруно резко встал с кровати и тут же чуть не упал – нога была, как бесчувственная деревяшка.

Бруно тёр ногу, к которой медленно возвращалась чувствительность, и задавал себе вопрос, давно уже ставший риторическим. В который раз он спрашивал себя: когда они с Юдит упустили внука?

Генрихом, своим сыном, он гордился. Тот пошёл по его стопам и многого добился, если бы не тот нелепый случай. Генрих был умным, хорошим мальчиком. Лицом был похож на мать. А характером − в своего деда Хорста – был таким же собранным, трудолюбивым и упрямым.

А может, у матери, жены Генриха были какие-то порченые гены? Может, это от неё внук всю эту гнусь получил? Бруно не любил Бригитту. Вроде бы красивая была, образованная, воспитанная. Но той грани между манерами и манерностью, воспитанностью и лицемерием, непринуждённостью и развязностью, которая отличает интеллигентного человека, она не знала. Бруно это раздражало. Он был против их брака, пытался дать Генриху почувствовать, что чувствовал сам, но разве того переубедишь? Ссоры между ними не было – они, вообще, никогда не ссорились, − Генрих просто стал отдаляться, избегать отца. Точку тогда поставила Юдит. Она резко заявила мужу, чтобы он не вмешивался в жизнь сына, тот уже взрослый и сам способен решить с кем ему лучше прожить жизнь.

Юдит − женщина, для неё эмоции главнее рассудка. Бруно во всём винил себя. Может быть, если бы тогда он проявил твёрдость, всё было по-другому, и Генрих сейчас был жив? Впрочем, сейчас-то какой смысл самобичеванием заниматься? Прошлого не вернёшь…

Бруно поймал себя на мысли, что избегает называть внука по имени. Имя ему дала Юдит. Родители хотели назвать его Вальтером. Но Юдит настояла на имени Густав в честь её отца.

Когда они упустили его? С пелёнок он был тихим, замкнутым. Мог долго оставаться один, не кричал, когда рядом никого не было, не требовал к себе внимания, как другие дети. Возился сам со своими игрушками. Молча. Им это нравилось. Как же – ребёнок такой самостоятельный! Взрослые − люди занятые. Ребёнок не требует внимания? Молодец! Умный самостоятельный мальчик. Удобный. Этим они его и испортили – своим эгоизмом. Заботились о своём комфорте. О чём он думает наедине с собой, их и не интересовало. А он думал-думал и додумался…

Как-то на пасху за праздничным обедом Густав, уже именитый спортсмен, выпил лишнего и утратил контроль. Он заявил деду, что все проблемы современности происходят потому, что «жиды продают белую расу мусульманским чуркам и жёлтомордым китайцам». Между ними произошла жуткая сцена. Бруно, карьерный дипломат, доктор философии, профессор трёх университетов, впервые в жизни ударил человека, своего внука. Ударил очень сильно – рассёк ему бровь. Внук ответил тем же – ударил деда, обозвал его «жидовским выкормышем» и наговорил ещё много гадостей. С тех пор они не общались.

Нога вроде бы отошла. Бруно попробовал встать. Действует! Сегодня пронесло. Надо бы к врачам сходить, а то так и инвалидом стать недолго. Надо. А когда? Работы полным-полно. Тут ещё этот Ружинский непонятно откуда взялся. Надо, кстати, навести справки, кто он такой. А то странно выходит − первый встречный что-то наговорил, а уважаемый дипломат, как мальчишка, послушно сорвался с места. Хотя, надо слетать – Юдит не отзывается. Может, действительно что-то случилось…

Надо полететь разобраться. Может, внучек действительно в какую-то историю попал. А нет, так хоть дома побывает. За последние полгода он там был всего раз пять. И то, только на выходные летал. Юдит, наверное, обижается. Она осталась одна − он в разъездах, внук этот непутёвый живёт сам по себе, на всех плюёт. А она уже не девочка. Не дай бог что стрясётся, а рядом никого...

А вообще, как всё это не к месту и не ко времени! Завтра в Берне конференция по общечеловеческим ценностям. Приедут матёрые спецы: шейх Mуханнад из Йемена, доктор Убайда Мархум из Лондона. Предстоит не то, что дискуссия – битва! Бруно собирался сегодня отменить все встречи, запереться и готовиться, готовиться, готовиться. Он и коммуникатор хотел отключить с утра. Но Ружинский его опередил.

Да, дискуссия будет нешуточная − не просто спор учёных мужей. Всё давно вышло за стены университетских аудиторий. Речь идёт, ни много ни мало, о парадигме, по которой будет строиться жизнь половины человечества.

− − −

− Разрешите присоединиться к вашей беседе, − сказал Бруно, войдя в гостиную.

− Здравствуй, дорогой! – Юдит поднялась из кресла и поцеловала мужа.

– Познакомьте меня с прекрасной незнакомкой, – сказал Бруно, ответив на поцелуй.

Знакомство состоялось, − Амира встала и очень естественно продемонстрировала очаровательный книксен, за что её тоже поцеловали.

− Уже утро и вы, вероятно, устали? – спросил Бруно. – Моя жена любит ночные разговоры.

− Что вы, нет! В обществе вашей обаятельной супруги устать невозможно.

− У меня давно не было такой милой собеседницы, − Юдит благодарно улыбнулась. – Я с позволения присутствующих отлучусь на кухню, придумаю что-нибудь для завтрака.

Когда Юдит вышла, Бруно искоса глянул на внука, сидевшего, отвернувшись в окно, и сев в кресло напротив Амиры, сказал:

− Вижу, жена рассказывала историю нашего замка, − он кивнул на раскрытый футляр с костяным ножом, лежащий на кофейном столике.

− Некоторые философы утверждают, что человек раскрывает свою истинную суть лишь перед лицом смерти, когда приходится платить по счетам прожитой жизни, − сказала Амира. – Я имею в виду Вернера.

Бруно улыбнулся:

− Изучали философию?

− Меня учили, в том числе, и этому, − ответила Амира, отведя взгляд.

− Вижу, вы девушка способная… Не вы ли моему внуку нос расквасили?

− Мне неловко признаться, но это действительно я.

Бруно помрачнел. Помолчав немного, спросил:

− Дорогая Амира, скажите, пожалуйста, по своей ли воле вы здесь находитесь?

− − −

Во дворе замка появился третий вертолёт. Значит, Бруно здесь. Прошло довольно много времени, а он молчит. Его коммуникатор не отзывается. И телефоны замка молчат. Давно взошло солнце, а некоторых комнатах всё ещё горит свет. Что-то не так.

Эрик наблюдал замок в бинокль, сидя в машине, которую они взяли напрокат на вертолётной стоянке в Нарве. Садиться прямо в замке Эрик остерёгся, а вокруг был густой лес. Рядом Мартулевич игрался с коммуникатором, рассматривая замок через спутник то в одном ракурсе, то в другом.

− А может, они просто спать легли? – наконец, не выдержал тот.

− Может... Легли и свет не выключили… − с неохотой отозвался Эрик.

− Будем ждать, когда проснутся? – осторожно поинтересовался Мартулевич.

Эрик не ответил. Он положил бинокль, вышел из машины и стал разминать затёкшие мускулы. Утренний воздух был свежим, из леса поблизости доносился запах хвои. Небо было ярко-голубым и удивительно чистым, только в двух местах у южного горизонта его пересекали инверсионные следы реактивных лайнеров. В кроне дуба неподалёку скандалили сороки, недовольные его, Эрика, появлением на подконтрольной им, сорокам, территории. Где-то пел соловей. Следом из машины вылез Казик, с трудом протиснув свой обширный организм через узкую дверцу. Он немного понаблюдал за упражнениями Эрика, поёжился, отошёл от машины и помочился на молодую берёзку. Сороки сначала примолкли, оторопев от такого цинизма, затем затрещали с удвоенной энергией. Казик застегнул брюки, вернулся к машине, постоял в нерешительности, видимо, хотел что-то спросить у Эрика, но, видя его нежелание разговаривать, передумал и опять влез на переднее сидение. На дорогу перед машиной спикировала трясогузка и, покачивая хвостом, стала клевать только ей видимые крошки.

Закончив разминку, Эрик вернулся за руль.

− Едем в замок, – сказал он. – Попытаемся войти и разобраться на месте, что там происходит. Вы пойдёте первым – моё лицо там знают.

− Это опасно? – поинтересовался Казик, скорее с любопытством, чем со страхом. – Что я должен буду делать?

− Не хочу обманывать. Это может быть опасно. Ваша задача – сделать так, чтобы нас впустили. Дальше действую я. В случае опасности – просто не стойте у меня на дороге. Спрячьтесь где-нибудь. Если будет стрельба, падайте на пол и накройте голову руками.

− А как мне сделать так, чтобы нас впустили?

− Не знаю. Вы, журналист, должны это уметь. Придумайте что-нибудь. Импровизируйте.

Вблизи замок составлял сильное впечатление. Архитектор потрудился на славу, воссоздавая образ средневековой постройки. Это было здание не из тех, которые строят, чтобы услаждать взор праздных туристов − отутюженное и свежевыкрашенное. Стены были сложены из покрытых мхом крепких гранитных блоков, то ли действительно высеченных из скалы тысячу лет назад, то ли искусственно состаренных. Ворота, балки моста, ставни на окнах были из крепкого некрашеного дуба, потемневшего от времени. Над воротами развевался чёрно-жёлтый флаг с гербом − железной перчаткой над замковой башней в окружении девиза «Festhält ihriger». Подъёмный мост через ров с водой был опущен.

У ворот Эрик обернулся. Отсюда открывался великолепный вид на лес, который тянулся до самого горизонта, накрытый куполом ярко-голубого летнего неба. Архитектор продумал и это. Замок был расположен так, чтобы пейзаж со стороны его ворот не содержал каких-либо признаков цивилизации. Казалось, что они вернулись на тысячу лет назад, и сейчас из лесу покажется отряд всадников в старинных латах и по посыпанной гравием дороге двинется к замку.

Они стали искать кнопку звонка или какого-нибудь переговорного устройства. Кнопка не понадобилась. Казик просто толкнул дверь в оббитых кованым железом воротах, и она открылась сама.

− Такая гостеприимность что-то очень подозрительна. Наверное, вам туда идти не стоит, − сказал Эрик, отодвинул Казика плечом и первым вошёл в дверь.

− Я с вами! – решительно возразил тот и поспешил следом.

Они зашли во двор. Кроме главных ворот туда выходили ещё три двери из жилого здания. Эрик направился к ближайшей. Они попали в просторный холл. Его интерьер разительно не соответствовал наружному облику здания. Никаких факелов на закопчённых стенах и грубой деревянной мебели. Мебель была современной и весьма респектабельной. Пол был устлан ковром авторской работы, в котором ноги тонули по щиколотку. На противоположной от входной двери стороне холла была широкая лестница, которая вела на второй этаж.

Эрик подошёл к стоящему на резном столике старинному телефону и снял трубку. Гудка не было − телефон не работал. Казик глазел по сторонам, восторженно качая головой. Восхищаться вслух он боялся − стояла абсолютная тишина, из глубины здания не доносилось ни звука.

Эрик решительно двинулся к лестнице. Казик, засеменил за ним, тяжело дыша от волнения. Они поднялись на второй этаж и наугад повернули налево. Пройдя метров двадцать, они услышали доносившийся откуда-то мужской голос. Слов слышно не было. Эрик обернулся к Казику и жестом приказал ему держаться подальше. Сам, осторожно ступая, пошёл вперёд.

− − −

Голос доносился из комнаты, расположенной в конце коридора, очевидно, гостиной. Он принадлежал Бруно фон Эйзену. Эрик остановился у дверного проёма, занавешенного тяжёлой шторой, и стал слушать.

Бруно спросил:

− Дорогая Амира, скажите, пожалуйста, по ли своей воле вы здесь находитесь?

Голос Амиры ответил:

− Герр фон Эйзен, мне весьма приятно общество вас и вашей очаровательной супруги, поверьте, вы оба милые люди, от общения с вами я получила истинное удовольствие. Мне очень не хочется это говорить, но вы правы, попала я сюда не по своей воле, а в результате грубого насилия со стороны вашего внука.

− Это неправда! – воскликнул голос, который принадлежал Густаву. – На неё напали, она лежала на улице без сознания, я…

− Я тебе слова не давал! Сядь и успокойся! – перебил его Бруно. − Амира, продолжайте, пожалуйста.

− На меня напали во Вроцлаве, когда я ехала в машине с моим охранником. Мы остановились на перекрёстке, и последнее, что я помню, как мне чем-то брызнули в лицо. Очнулась я в вертолёте вашего внука без коммуникатора и личных вещей. Судя по его поведению и ввиду некоторых обстоятельств, о которых я не хотела бы здесь говорить, это нападение организовал именно он.

− Не ври, сука арабская!!! – закричал Густав, срываясь на фальцет. – Она врёт!!!

− Молчать!!! – рявкнул Бруно. – Сидеть тихо!!! – затем продолжил более спокойно. – Успокоился? А теперь, молодой человек, я требую твоих объяснений!..

− Ничего объяснять не буду! Она всё врёт! – воскликнул Густав.

− Повторяю! Я требую объяснений! – Бруно был неумолим. – Стой! Куда ты собрался?! Ружинский, что вы там топчетесь в коридоре? Идите сюда, придержите этого сопляка!

Эрик вздрогнул от неожиданности и решительно шагнул в дверь.

Гостиная была средних размеров комнатой с двумя стрельчатыми готическими окнами в противоположной от двери стене. Между этими окнами ближе к ним стоял кофейный столик, по обе стороны от которого лицом друг к другу стояли два дивана. На правом сидела Амира. На левом диване рядом со столиком − пожилая дама, она растерянно смотрела на Эрика. Посреди комнаты в кресле спиной к двери сидел Бруно. Он не обернулся, чтобы взглянуть на вошедшего, − его внимание было приковано к Густаву, который вскочил с левого дивана, направившись к двери.

− Ты что, нанял этого поляка в телохранители? – презрительно бросил тот.

Густав решил: чем давать какие-то объяснения, лучше ретироваться. Но перед дверью стоял Ружинский, а за его спиной появился какой-то толстяк. Густав понял, что, даже сбив с ног Эрика, толстяка он не пройдёт – просто не сможет сдвинуть эту массу.

Взгляд Густава заметался по комнате: дверь загораживал Ружинский, в двух метрах Амира плавно поднялась с дивана и приняла боевую стойку, напротив – дед сверлил его взглядом.

Несколько мгновений в гостиной стояла напряжённая тишина. Её нарушила пожилая дама:

− Густав, ты что?..

− Я хочу уйти, − тихо сказал Густав.

− Пожалуйста, уходи, − также тихо, но твёрдо произнёс Бруно. – Но сначала, объясни мне, что произошло, что ты натворил.

Густав несколько секунд, молча, смотрел перед собой. Затем сделал неуверенный шаг влево. Потом, решившись, быстро шагнул к кофейному столику, выхватил из футляра костяной нож, сел на диван рядом с пожилой дамой, обнял её левой рукой, и приставил нож к её горлу.

− Что ты делаешь, мерзавец! – прохрипел Бруно, пытаясь встать на ноги.

Эрик с силой нажал на его плечо, усаживая назад, и сказал вполголоса:

− Сидите и молчите! Его нельзя провоцировать, − и добавил, обращаясь к Амире, которая присела, изготовившись к прыжку. – Тебя это тоже касается!

− Густав! Немедленно опусти нож! С этим не шутят! – воскликнул Бруно и, стряхнув со своего плеча руку Эрика, бросил: – Не прикасайтесь ко мне!

− А я не собираюсь шутить, – ответил Густав. − Убери свою польскую шавку и дай мне возможность отсюда уйти.

Пожилая дама побледнела и схватилась за грудь, хватая ртом воздух.

− Густав! Ей плохо! У неё больное сердце! – сказал Амира, непроизвольно сделав шаг к заложнице.

В ответ на это Густав прижал лезвие к горлу женщины и прошипел:

− Не подходи! Я её порежу!

Бруно опять попытался встать с кресла и броситься к жене, но Эрик снова не позволили ему это сделать.

− Господин фон Эйзен, у вашей жены начинается сердечный приступ, она нуждается в немедленной помощи, − сказал он Бруно громко, чтобы Густав слышал. – Ваш внук, похоже, не понимает последствий того, что делает, вести с ним переговоры бессмысленно. У меня есть большой опыт решения таких проблем. Я могу быстро её освободить, и она выживет, но ваш внук при этом может погибнуть. Выбирать вам. Решайте.

Бруно было вспылил, но, осознав чудовищность ситуации, сник. За одну секунду он превратился в дряхлого старика. Некоторое время он молчал. Затем, не поднимая головы, тихо сказал старческим надтреснутым голосом:

− Не убивайте его… Я от него ничего не хочу... Пусть уходит…

Эрик, отступив в сторону, к дивану, на котором сидела Амира, сказал Густаву:

− Вставай и уходи! Тебя никто не тронет.

− Да, мы сейчас уйдём, и за нами никто идти не будет, – ответил тот.

− У твоей бабушки больное сердце. Если ты сейчас потащишь её за собой, она умрёт.

− Я тебе не доверяю. Как только я отойду от неё на метр – я труп. Или ты, или твоя арабская сука, или этот толстый, меня прикончите.

Эрик понял, что дальнейший разговор может только усугубить ситуацию, и сдался:

− Хорошо, пусть будет по-твоему… Уходи.

− Не так быстро! Мой вертолёт повреждён.

− Возьми мой, − сказал Бруно. – Вот ключ…

Густав шёл с Юдит по коридору замка. Идти она не могла, ему приходилось, фактически, нести её на себе. Он не отводил нож от её горла и всё время оглядывался. Эрик, Амира и Казик шли за ним на почтительном расстоянии. Бруно так и остался сидеть в своём кресле.

− Если он её хотя бы поцарапает, я его разорву на части, − спокойно сказала Амира.

− Если с ней что-нибудь случится, будет поздно разрывать его на части,− заметил Эрик. – Что это за странный нож?

− Его прадед вырезал этот нож из собственной кости.

− Как это?

− Ему ампутировали ногу. Из её кости он своими руками вырезал нож.

− Понятно. У юноши фамильное безумие.

Густав отпустил свою бабушку только, когда вставил ключ в замок зажигания и захлопнул дверцу вертолёта. Женщина, пройдя два шага, тяжело опустилась на землю. Амира бросилась к ней.

Заурчал стартёр, лопасти винта начали медленно вращаться. Но улететь Густаву не судилось.

Раздался тихий свист, и на винт вертолёта упала тонкая металлическая сеть, спутав лопасти. Все посмотрели наверх. Над их головами завис бесшумный десантный «Снежный барс», из которого на каменные плиты двора спрыгнули шесть человек, одетые в экзоскелеты «Геракл-12».

− Просим никому не двигаться и не оказывать сопротивления! Это бесполезно! – раздался голос из громкоговорителя.

Эрик поднял руки. Оказывать сопротивление людям, каждый из которых может одной рукой подбросить вверх небольшой автомобиль, было действительно бесполезно.

− Нам нужны: господин Эрик Ружинский, господин Густав фон Эйзен и дама, называющая себя Амирой! Остальные могут быть свободны! – заявил голос из громкоговорителя.

− − −

Казик был в восторге. Вот это тема! Похищенная красавица, благородный рыцарь, не красавец, правда, но личность очень даже интригующая, старинный замок, злодей, берущий в заложники собственную бабку с помощью странного костяного ножа (семейная реликвия?), убелённый сединами аристократ, отдающий жизнь горячо любимой жены за жизнь внука-нациста, группа захвата, одетая как инопланетяне, спрыгнувшая просто с неба без парашютов − хоть приключенческий роман пиши! А чем чёрт не шутит?! Может действительно засесть за роман? Давно ведь хотел, да всё лень было. А тут такая тема! А редакция? Да что редакция? Осточертела своей ежедневной рутиной и мелочными дрязгами. Да гори оно всё огнём? Один раз живём! На его счёте сейчас столько денег, что про редакцию можно забыть. Вот только код активации Эрик не сказал… Ну что ж, придётся Эрика разыскать хотя бы, чтобы код узнать.

Казик вернулся в замок, чтобы расспросить его хозяина, но тот, услышав, что перед ним журналист, выгнал его взашей. Казик не обиделся – издержки профессии. Хорошо, что хоть по лицу не надавали, как бывало.

Казик бодро топал от ворот замка к оставленной машине. Сейчас он себя чувствовал верным оруженосцем пленённого рыцаря, святой долг которого сделать всё возможное для спасения своего сюзерена и его дамы сердца, похищенных злобными демонами. Чёрт возьми, но этот чувак с искусственной рожей ему решительно нравился! Внешне бесстрастный и холодный, а внутри – пламя! Настоящий романтический герой! А Амира! Ах, Амира! Тут Казик не находил слов. Такую женщину надо показывать за большие деньги, как произведение искусства.

Чёрт побери, но как же исполнить этот самый долг? Надо как-то выяснить куда, в какой круг преисподней утащили злобные демоны благородного рыцаря и его прекрасную даму. Для начала неплохо было бы узнать побольше о будущем герое его романа – загадочном Эрике Ружинском.

Казик сел в машину и завёл двигатель. Тут только до него дошло, что он ничего не ел с прошлого вечера, да и не спал уже больше суток. Суток? Неужели прошли только одни сутки? Ему казалось, что с Эриком он познакомился не сутки, а целую неделю назад − столько всего случилось за эти двадцать четыре часа.

Не проехав и километра, Казик понял, что сейчас уснёт. Пришлось остановиться у первого же придорожного контейнера-ночлежки. Надо отоспаться, не стоит пороть горячку − если бы «инопланетяне» собирались убить Эрика, они это сделали сразу. Казик закрыл за собой дверь контейнера и, не раздеваясь, свалился на раскладную кровать, застеленную одноразовым бельём. Сон пришёл мгновенно.

Конец 1 части

Скачать на телефон    Купить электронную книгу     Купить печатную книгу

Наверх